— Это было унизительно, — прошептал он, поглаживая нежную складку на ее колене.
Ей было трудно сосредоточиться.
— Есть такое знаменитое высказывание Элеоноры Рузвельт. Я… я не могу вспомнить дословно, но это что-то вроде, никто не может заставить тебя чувствовать себя неполноценным без твоего согласия.
Он откинулся назад и убрал руку с ее ноги.
— Мне оно нравится. Спасибо.
— Пожалуйста.
Он искоса бросил на нее любопытный взгляд.
— Для того, кто не хочет быть моим психотерапевтом, ты отлично справляешься.
Она усмехнулась. Это был самый лучший комплимент, который она когда-либо получала.
— Хорошо, что я не твой психотерапевт. Иначе было бы совершенно неэтично связываться с тобой.
Улыбаясь, он коснулся ее волос.
— Так ты хочешь быть со мной связанной? Ее лицо вспыхнуло.
— Я думаю, что уже.
Его улыбка стала еще шире, и он накрутил один из ее локонов на палец.
— Теперь твоя очередь. Чего ты хочешь больше всего на свете? — Долгую, счастливую жизнь. Хотя я не совсем понимаю, что это может повлечь за собой.
— Долгую жизнь, — пробормотал он и отпустил ее волосы. — А чего же ты больше всего боишься? Это была та часть, о которой она не хотела говорить. Она повернулась лицом к камину.
— Яблоки.
— Фрукт? — Да, — она подтянула к себе ноги, обхватив колени руками. — Он посылает мне яблоки.
Большие красные яблоки в коробке. Сначала он послал их ко мне в кабинет. Потом он отправил их ко мне домой. Я переехала в другую квартиру, но он нашел меня.
— Кто он? Она вздрогнула.
— Отис Крамп. Я даже переехала в безопасное место, но яблоки все равно пришли.
Робби придвинулся к ней поближе.
— Он, должно быть, следит за тобой.
— Он не может. Он находится в федеральной тюрьме Ливенворт. В одиночной камере.
— Он заказывает доставку яблок из тюрьмы? — Нет никаких записей или доказательств этого.
— Тогда как ты можешь быть уверена, что это он их посылает? Она на мгновение закрыла глаза. Не заставляй меня это объяснить. Это слишком ужасно.
— Поверь мне, это он.
Робби коснулся ее плеча.
— Я верю тебе. У него наверняка есть сообщник.
Она потерла лоб.
— Я так и думала, но мой начальник считает, что я… слишком близко принимаю к сердцу. Вот почему он отослал меня, чтобы я могла успокоиться. Трезво смотреть в будущее.
— Ты немного громогласно выражала свое мнение? — Больше, чем "немного". Мне сказали, что у меня паранойя.
Робби улыбнулся.
— О, у нас так много общего.
Она фыркнула.
— Спасибо.
— Я все еще думаю, что у твоего заключенного есть сообщник.
— Я согласна, но не знаю, кто это возможно. Он уже два года сидит в одиночке. Они следят за всей его почтой. Я спрашивала его об этом, но теперь трудно сказать, когда он лжет. Во все, что он говорит, он вкладывает ровно столько правды и полуправды, что я уже не могу сказать, что есть что. Он… ему нравится играть со мной.
— Он знает о твоем даре? — Он понял это после того, как я впервые поймала его на лжи. Он… он находит меня занимательной.
— Мудак, — пробормотал Робби и поднялся на ноги. Он подошел к камину, потом обернулся. — Не смей больше его видеть.
— Если мне прикажут… — Какое преступление он совершил? — перебил ее Робби.
— Он изнасиловал и убил по меньшей мере тринадцать женщин.
Робби поморщился.
— Он просто чертов монстр. Почему ты вообще его видишь? — Он был осужден за три убийства, но мы подозревали, что он совершил и другие убийства в нескольких штатах. Это была моя работа — заставить его, признаться. Он так долго сидел в одиночке, что с нетерпением ждал наших встреч.
Он постоянно намекал, что расскажет мне больше, если я продолжу встречаться с ним.
— Он манипулировал тобой.
Оливия вздохнула.
— Я знаю. Мы все это знали, но мой начальник хотел, чтобы я подыграла ему. Отис очень гордится тем, что он сделал, — она покачала головой, жалея, что не может прогнать эти образы. — Мы знали, что рано или поздно он захочет этим похвастаться.
Робби сел рядом с ней на диване.
— И что же случилось? Она сосредоточилась на огне в камине.
— Он обещал мне все рассказать, если только я принесу яблоко на нашу следующую встречу.
Большое красное яблоко и нож для чистки овощей.
Он наблюдал за мной из-за стекла, пока я его чистила. А он… Как она могла признаться, что это чудовище кончило в ее присутствии? Или что он описал ей в мельчайших подробностях, как он пытал девочек, используя нож для чистки овощей точно так же, как и она.
Она закрыла лицо руками, но ужасные образы все еще преследовали ее. Слезы жгли ей глаза.
— Вот откуда я знаю, что это он посылает яблоки. Он хочет, чтобы я вернулась к нему. Он… он просто одержим мной.
— Оливия, — Робби посадил ее к себе на колени и крепко обнял. — Милая, ты теперь в безопасности. Я никому не позволю причинить тебе вред.
Она уткнулась лицом ему в плечо и дала волю слезам. Она так долго сдерживала их, всегда стараясь быть сильной на работе. Она плакала из-за девушек, которые умерли. Она плакала из-за того извращения, которое ей пришлось пережить. Она плакала о тех пытках, которые пережил Робби.
Он продолжал бормотать что-то нежное, поглаживая руками ее спину.
Она положила голову ему на грудь, прислушиваясь к ровному биению его сердца.
— Я получила признание, как и должна была, но чувствовала себя такой грязной.
Он взял ее за плечи.
— Милая, ты просто ангел. Ты не была запятнана злом этого человека.
Она улыбнулась и коснулась щеки Робби. Его бакенбарды были колючими и сексуальными, но над бакенбардами кожа была по-детски нежной. Он был самым милым мужчиной, которого она когда-либо встречала, и, да поможет ей Бог, она хотела его с таким отчаянием, что сердце ее сжималось, и она едва могла это вынести.
— Я думаю, нам следует изменить эту твою цитату. Никто не может заставить тебя чувствовать себя грязной без твоего согласия.
К ее глазам снова подступили слезы.
— Спасибо.
Он улыбнулся.
— Мы хорошо подходим друг другу, — он вытер пальцами ее влажные щеки. — Хватит слез печали, — он поцеловал ее в щеку. — Мы должны быть счастливы.
