С этими словами он прошёл мимо Кайзера, нарочито толкнув его плечом. И направился к автомобилю. А толпа журналистов и общественных деятелей отправилась за ним, оживлённо обсуждая и фиксируя увиденное и услышанное. Кайзера и короля тоже повели, но чуть попозже, замыкая шествие, бойцы полка во главе с офицером, прекрасно понимавшим немецкий язык. Он был тогда в зале, где командир штурмовиков попытался бросить вызов Меншикову. И уже тогда почувствовал себя не в своей тарелке. Сейчас же ему было стыдно. Почему он тогда его не остановил? Почему позволил достать кинжал? Но сделанного не воротишь… в одну и ту же реку дважды не войдёшь. После того поступка между Максимом и теми офицерами прошла трещина в отношениях. Да, они подчинялись. Да, он мог им доверять… наверное… И вот это «наверное» все они отчётливо почувствовали. Пусть это явно и не проявлялось, но…
Максим ушёл с площади, направившись во дворец Сенаторов, что за статуей Марку Аврелию. Там он принял ванну и поменял мундир. Продолжать в этом, насквозь пропитанном кровью, было бы глупо и опасно. Простые люди могут и не понять. Да и выглядел он жутковато.
Управились быстро.
Заодно перекусили. Немного. Легко. Кофе и свежие булочки. Хотя предлагали и вина выпить, но Меншиков не стал. Ему требовалась свежая голова для того, чтобы продолжить творить задуманные непотребства. Его ждали собор Святого Петра, Папа Римский и удивительно дерзкая провокация…
Глава 8
1916 год, 22 мая. Рим
Собор Святого Петра. Сердце и душа Рима и всей латинской цивилизации в её обновлённой – христианской – форме. Место по своей значимости сравнимое только с Гробом Господним в Иерусалиме для всех христиан всего мира. Кто-то, конечно, спросит: «А как же Константинополь, именуемый в русской традиции Царьградом?» Но, к сожалению, какую-то культурную значимость к началу XX века этот город имел только для православия и ряда восточных христианских традиций. Для тех же католиков этот город был не лучше и не хуже других крупных центров христианства вроде Антиохии. Рим же пронизал собой всю сущность этой культурной традиции, породив самые причудливые формы почитания и подражания, в том числе и на государственном уровне. Например, девиз «Москва – Третий Рим». Рим. Рим, а не Царьград. И так повсеместно. Так что, несмотря на определённые политические и идеологические метания, именно Рим и Иерусалим являются для всех христиан мира сосредоточением и истоком их веры, их ценностей, их сознательного и бессознательного притяжения в той или иной форме…
И вот – двери открылись, и Максим Иванович Меншиков вошёл в собор. А там уже собрались зрители, желающие посмотреть на значимое событие. Ещё никто не знал какое, но… все были уверены: Меншиков удивит. Тут были и журналисты,
и аристократы, и влиятельные дельцы. Все, кто сумел добраться и пробиться. Так как мест было намного меньше, чем желающих, которым оставалось только толпиться на площади.
Максим шёл первым, словно на острие атаки. Кровь удалось смыть. Мундир заменить. Поэтому выглядел наш герой свежо, бодро и удивительно дико… в своём мундире полковника. За его плечами располагались Кайзер Вильгельм и король Виктор Эммануэль, идущие с мрачным, подавленным и каким-то обречённым видом. Меншиков слишком отчётливо подчёркивал их положение, что бросалось в глаза всем, кто хоть немного был знаком с придворным этикетом. Они ведь в текущей конфигурации выглядели как нижестоящие персоны по иерархической лестнице. В их случае так нельзя поступать. Но Максим поступил. Он шёл первым. Не ему идти перед монархами Великих держав, возглавляя процессию. Не ему. Но они не протестовали и покорно следовали молча с понурой головой.
Дальше двигались колонной менее значимые персонажи. Но это уже и не важно. По сути – их порядок роли уже никакой не играл из-за всеобщего внимания к Максиму и монархам. А если быть точным, то к трём монархам, так как чисто юридически Меншиков считался великим князем Вендским, находящимся в вассальной зависимости от императора России. То есть вполне проходил по категории монарха. Да, все вокруг понимали, что это фикция и в начале XX века вассальные отношения уже мало что значат и что это не бо-
лее чем оформление новой, захваченной территории. Ну так и что? Моська ведёт на поводке двух слонов. Красота! И сенсация. Вон как журналисты зашевелились. Кое-где даже засуетились фотографы, которых здесь было на удивление много.
Прошествовали они таким порядком к кафедре, где их уже встречал Папа Римский – Бенедикт XV, известный в миру как Джакомо, маркиз делла Кьеза. Юрист, дипломат и очень осторожный человек, выбранный на этот пост незадолго до войны и пытавшийся эту войну прекратить или, во всяком случае, смягчить. Но у него ничего не выходило. И все попытки хоть как-то сгладить противоречия между воюющими сторонами приводили только к одному – к ухудшению международного положения Святого Престола. Мир не хотел дипломатии и разговоров. Мир хотел крови. А он никак не мог выбрать сторону в этой войне, усиленно раздражая всех участников. По сути, Святой Престол, сделав ставку на дипломатию, категорически проиграл. Ему нужно было придерживаться своей традиционной стратегии, назначив виновных и поддержав тех, кто, по его мнению, сражался за правое дело. То есть тех, кто должен был выиграть. Но Папа решил придерживаться другой стратегии, подорвавшей авторитет Святого Престола самым решительным образом.
Ситуация усугублялась ещё и так называемым «Римским вопросом», который возник в 1870 году после оккупации Папской области образованным в 1861 году Итальянским королевством. Из-за чего Святой Престол до сих пор не признал ни но-
вый итальянский королевский дом, ни королевство, ни всю эту затею с объединением Италии. И это было больно не только для Савойского дома и его амбиций, но и для всей Италии.
Казалось бы, мелочь. Кого это может волновать в начале XX века? Однако этот акт непризнания очень неслабо раскачивал лодку и дестабилизировал обстановку внутри Италии, где было очень прилично людей, ценящих католические традиции, а то и вообще верующих, в той или иной степени. Этот вопрос смог решить только в 1929 году Бенито Муссолини, подписав с Папой Латеранские соглашения. И Бенито это делал не просто так – только после этого шага он смог по-настоящему укрепить свою власть, опираясь на Святой Престол и его одобрение. Сейчас же отношения Папы и короля Италии были крайне недружелюбны. Практически враждебны. Хотя Бенедикт XV и пытался это сгладить в силу дипломатической и объективно-политической необходимости. Пытался. Что никак не мешало развиваться системному кризису в отношениях Святого Престола и светской власти Италии…
Максим позволил сопровождающим втянуться на возвышение возле кафедры и приступил к главной части своего «Марлезонского балета». Он объявил о низложении варварского Итальянского королевства и возрождении славной Римской империи. Вот так просто и незамысловато. Раз, и всё. Одной фразой. Одним взмахом руки.
Пауза.
Тишина.
Зал затих, не зная, как реагировать. Ведь одно дело на улице толпе простолюдинов кричать что-то подобное. И совсем другое – вот так в торжественной, практически официальной обстановке…
