Сказал. После чего медленно прошёлся по достаточно просторному залу и, подойдя к окну, открыл его. Свежий, прохладный вечерний воздух ворвался внутрь и немного взбодрил его. Взгляд начальника Генерального штаба заскользил по стенам близлежащих зданий, словно он хотел там что-то увидеть. Какую-то зацепку, оправдание, объяснение. Невольно он уставился на ворону, которая сидела напротив его окна на противоположной крыше и деловито чистила перья.
– Мы ведь, по существу, о нём ничего не знаем, – наконец произнёс Франц. – Одни предположения. Одна пустота. Одно сплошное ничего. Что самое странное. За столько месяцев, затратив столько сил, мы не нашли ни одного человека, который действительно знал Максима в прошлом. Одни болтуны… и те, кто знал других людей, полагая, что это он. Так не бывает.
– Не бывает, – согласился Пауль.
– Но разговоры с птицами… что за вздор? Ну как в это можно поверить?! – меж тем продолжал Франц, прилипнув взглядом к вороне. И та – о чудо! – внезапно прекратила чистить перья и посмотрела на начальника штаба, как ему казалось, с укором. Так-то он невольно просто повысил голос, привлекая её внимание. Но накрученный и утомлённый, он сам себе при-
думал весь необходимый комплекс ассоциаций. Отчего вздрогнул и, резко закрыв окно, отошёл чуть в сторону, чтобы эта ворона его не видела. Отошёл и перекрестился.
– Что с вами, Франц? – обеспокоенно поинтересовался Людвиг Бек.
– Устал… просто устал… – торопливо произнёс Гальдер. Потёр лоб и посмотрел в упор на Пауля. – Мы на самом деле не знаем ничего толком. Вокруг этого человека какая-то зияющая пустота, плотно набитая мифами.
– Почему не знаем? Всю его жизнь с 26 августа 1914 года мы знаем буквально по дням. Боевой путь. Лечение. Даже про инцидент в кладовке, после которого император был вынужден отдать за него свою дочь, тоже знаем. Он настолько яркий, словно на витрине стоит.
– Ни дня без подвигов? Ни часа без свершений? – фыркнув, шутливо поинтересовался Бек.
– Как-то так. Он настолько деятельный, что вокруг него постоянно что-то происходит. И это несложно установить. А вот до 26 августа – зловещая тишина. Словно его и не было вовсе. Словно…
– Хватит! – воскликнул Франц. – Отставить мистику!
– А что «хватит»? – возмутился Пауль. – Таковы факты. Максим Иванович Меншиков не существовал до 26 августа 1914 года. Вообще. Никак. О нём нет ничего. Ни прямых, ни косвенных сведений. Какие-то отголоски редких воспоминаний, которые на поверку оказались выдумками, не заслуживающими доверия. И всё. Мистика? Нет.
#Это факт. Упрямый факт. Вы можете его как-то рационально объяснить?
– Нет… – мрачно ответил начальник Генерального штаба и, потирая виски, устало опустился в кресло.
– И я не могу. И вон Людвиг тоже не может. Если рационально, – произнёс Пауль и постучал пальцами по папке.
– А давайте, – хохотнул Людвиг, – ещё ритуалы всякие проводить начнем? Медиумов пригласим? С духами какими побеседуем? В конце концов, это открывает такие возможности! Раз – и вызвали для допроса, например, призрак Карла Великого!
– Не смешно! – холодно и жёстко произнёс Пауль.
– Вот действительно, – внезапно откинув шутливость, заявил Людвиг. – Не смешно! Вы, дружище, думаете, что нам предлагаете? Это Генеральный штаб, а не салон благородных девиц в подпитии. Неужели вы сами во всё это поверили?
– Поверил.
– Серьёзно?!
– Серьёзно.
– Ну хорошо, – после долгой паузы произнёс Бек, видя, что и Пауль, и Франц как-то слишком серьёзно восприняли все эти сказки. Особенно Смекер. – Мы не знаем, в Италии Меншиков или нет. Вы утверждаете, что в Италии. И это легко проверить. День-два. И сведения будут уточнены.
– Через день-два он будет уже в Риме.
– Допустим, – кивнул Бек. – А может, и нет. Не суть. Я внимательно изучил его кампании 1914 и 1915 годов, да и то, что он сейчас творит, тоже отслеживаю. И могу вам точно сказать – если вам кажется, что он делает что-то странное, то просто перекреститесь и выкиньте эту мысль из головы. Он всегда знает, что делает. И мыслит пусть и дерзко, но довольно рационально.
– Соглашусь с вами, – кивнул Пауль. – Полностью. Но вот одна беда – мы узнаём о его целях только после того, как он их достиг. То же сидение в Штеттине. Кто бы мог подумать? Очевидная ошибка. Он вполне мог прорваться к своим. Однако он всё равно окопался. И каков итог?
– И зачем он это сделал?
– Чтобы спровоцировать Ренненкампфа на действия, прекрасно зная его натуру. Это очевидно. Как и то, что в сложившихся условиях это вызовет цепную реакцию событий.
– Вы не думаете, что это случайность? – спросил, поведя бровью, Гальдер.
– Думал. Но в 1914 году он сделал так же. Помните его историю с дневником? Ту, из-за которой военный министр был снят с должности и отдан под суд, а великий князь Николай Николаевич младший и его сторонники, хоть и оказались «на коне», но на самом деле очень серьёзно подставились? Если бы эта история с дневником была одна – то да, обычная случайность. Мало ли, какие курьёзы бывают в жизни? Но вот наступает лето 1915 года. И Меншиков вновь проводит, казалось бы, безобидную комбинацию, манипулируя Рен-
ненкампфом. И великий князь Николай Николаевич младший гибнет, как и его союзники. Меншиков действует, опираясь во многом на тот фундамент, который сам и заложил в 1914 году. По отдельности всё выглядит обычно. Но это только если их не объединять воедино. За какие-то две кампании Максим умудряется уничтожить всех явных конкурентов императора, устранив намечающуюся Великокняжескую фронду. Играючи. Раз – и всё: никаких сильных фигур, способных претендовать на престол России, вокруг Николая Александровича не осталось. Погибли. Случайность? Не думаю. Слишком много растянутых по времени совпадений. Всё это пахнет хорошо продуманной комбинацией. Прямо-таки воняет. И сейчас – тоже. Я могу пари держать.
– Допустим, – согласился Людвиг. – О том, что этот пройдоха опять себе отхватит большой и вкусный кусок, никто с вами спорить не собирается. Это очевидно даже людям, далёким от нашей деятельности. В то, что он недурной комбинатор, я охотно верю. Более того – не то что верю: убеждён! Но эльф… Это уже перебор.
– Без этого «перебора» не собирается целостная и непротиворечивая картина. Он где-то и как-то жил до того, как объявился на поле в Восточной Пруссии. Но где? Никто не знает. Он где-то учился, получив очень серьёзное образование, совершенно невозможное для домашнего. Но где? Никто не знает. Он уверенно себя чувствует среди незнакомых людей и привычно командует. Для человека, который просидел всю свою жизнь в изоляции, это по меньшей мере необычно. И так далее. Добавьте к этому то, что он владеет русским, английским и немецким. Во всяком случае, в августе 1914 года он их использовал. Так вот, в этих языках у него был не узнанный акцент – как по манере произнесения, так и по построению речи и употреблению слов. Сейчас он, конечно, немного сгладился, но всё равно заметен. А вот французский язык, который он учил тут, такой особенности не имеет – он в целом совпадает с теми региональными особенностями, которыми обладает его преподаватель. Просто и легко узнаваемо. Вот. Как вы понимаете, всё вместе это выглядит так, что он пришёл откуда-то… с другой планеты, если хотите. И вот это объяснение, – он вновь постучал пальцами по папке, – вполне ставит всё на свои места.
