А вот серебристые витые погоны майора у вошедшего дополнял синий крест «Pour le Merite». Отчего Вальтер резко потерял зачатки улыбки на лице и скривился, словно от приступа зубной боли. Боевой орден. Высший. Его просто так не давали.
– Ла-Манш. Медея, – коротко ответил вошедший, двумя словами давая понять, за что награда.
Пара секунд замешательства, и Грабе вспомнил историю начала войны, когда какой-то лётчик сумел потопить эсминец в Ла-Манше. Подробности он не помнил, но, кажется, сбросив удачно импровизированную бомбу из восьмидюймового морского снаряда. Больше никто этого подвига повторить не смог. С одной стороны, британские корабли как по мановению волшебной палочки обросли простенькими средствами ПВО, которые «этажерки» преодолеть были не в состоянии. С другой стороны, тому парню просто повезло.
Сейчас же Вальтер, судя по всему, и наблюдал «того парня». И ему это не нравилось, так как получалось, что он ошибся в своих ожиданиях и прогнозах. Снова. Перед ним был боевой офицер. Не из пехоты или кавалерии, а из авиации, что меняло многое. И «просто повезло» тоже выглядело в отношении него странно. Этот парень не выглядел везунчиком по жизни. Слишком хорошо и много над собой работал, что говорило об обратном. Везение расхолаживает, распускает. А тут всё наоборот. Так не бывает… Значит, что? Всё не так… всё не то…
– Добрый день, – нарушил ход его мыслей вошедший. – Пауль Смекер. Контрразведка. Я забираю у вас это дело, – произнёс он тоном спокойным, но предельно уверенным и не терпящим возражений. – Рассказывайте. Что удалось выяснить?
Вальтер хотел было уже потребовать документы, потому что для контрразведчика вошедший выглядел слишком неправильно. Но передумал. Слишком много ошибок, идущих вразрез с его опытом и знаниями, он уже допустил в этом де-
ле. Здесь всё выглядело не тем, чем кажется. Да и как-то этого парня сюда пустили? Старый фельдфебель, что командовал постом охраны, не имел склонности ни к лизоблюдству, ни к подхалимству, да и трусостью не отличался. Имел боевые награды. И вряд ли пропустил бы штабного, не проверив его документы. Вряд ли… хотя орден на груди Пауля менял многое. Впрочем, не важно. Грабе тяжело вздохнул и начал рассказывать всё, что удалось найти. Без выводов. Просто – факты и детали.
Он говорил, а Пауль внимательно смотрел. Всюду. В том числе и на пол, где осталось немало следов пребывания русских. Их сапоги были подкованы специально для удобства в условиях бездорожья. То есть – с несколько выступающими шляпками гвоздей. Если ходить по паркету в таких не слишком осторожно, можно оставить массу царапин. А если аккуратно, то просто промять небольшие ямки. Из-за чего паркет выглядел довольно погано. Когда же Вальтер уже заканчивал свой доклад, Пауль остановился у стены, где были начертаны какие-то слова на неизвестном языке.
– Что это?
– Надпись. Сделана мелом. На каком языке – выяснить не удалось.
– Чем-то похож на санскрит… – задумчиво произнёс Пауль. – Но нет. Слишком отдалённо. А что говорят свидетели? Остались свидетели, что посещали это помещение при русских?
– Остались. Но они говорят всякую ерунду. Видимо, были сильно перепуганы.
– Ерунду? Какую же?
– Что херр полковник общался с воронами, например.
– Общался?
– Да. Именно общался. Он у них что-то спрашивал. Те отвечали. Но никто, кроме херра полковника, их ответы разобрать не мог. Как вы понимаете, всё это выглядит очень странно и похоже на то, что свидетели были сильно перепуганы. Вот всякие глупости и мерещились. Или пьяны, что я не исключаю.
– Крупные птицы, что были на этом столе, – кивнул Пауль, – разве не вороны?
– Похоже на то, – чуть стушевался Вальтер. – Мы нашли большое чёрное перо. Как оно тут оказалось – не вполне ясно. Но да, могло и из птицы выпасть. Следы когтей и клюва на столе остались довольно отчётливые.
– И помёт.
– Что? Ах да. И помёт. Но по говну, к сожалению, породу птиц я различать не умею…
Несколько минут спустя в помещение вошли, испуганно озираясь, двое мужчин. Уже немолодых. Что вполне очевидно. Вся молодёжь была на фронте.
– Что это? – спросил Пауль, указывая на надпись на стене.
– Древнее проклятье, херр майор, – ответил без промедления тот, кто был постарше.
– Серьёзно? И ты знаешь, что оно значит?
– Не могу знать. Но звучало оно устрашающе.
– Звучало? Можешь повторить?
– Мне кажется, такие вещи вслух лучше не говорить.
– Тогда напиши, – кивнул Смекер, кивнув на лежащую на столе бумагу.
– Да, конечно, – нехотя кивнул мужчина и опасливо подошёл к столу. Замер на несколько секунд. А потом нагнулся, выдвинул ящик, достал оттуда лист писчей бумаги и, аккуратно пристроившись на краешке стола, начал писать. Время от времени осеняя себя крестным знамением.
– Всё? – поинтересовался Пауль, когда мужчина замер очень надолго.
– Никак нет, херр майор. Пытаюсь вспомнить. Я в хоре воскресном пою. Слух хороший и память на слова. Но язык незнакомый. Трудно вспоминается звучание. – Потом нагнулся над листком. Сделал несколько пометок. И, встав, подал плод своих трудов Смекеру. – Вот, теперь всё.
– Аш назг дурбатулюк… – начал озвучивать написанное Пауль.
– Херр майор, прошу, не надо, – взмолился мужчина. – У меня от этих слов мурашки по коже и не по себе становится. А как увижу эту надпись, так и совсем дурнею.
– Это потому что ты дурень, – ехидно заметил второй, до тех пор молчавший свидетель. – Херр полковник же сказал, что когда-то эти слова перевернули мир, сейчас же – пустой звук.
– Откуда вы знаете, что говорил херр полковник? – поинтересовался Смекер.
– Я по коммерческим делам в молодости в Россию ездил. Неплохо их язык понимаю. Сам не говорю толком, но то, что мне говорят – понимаю. Очень это пригождалось на переговорах, когда все вокруг думали, будто бы я их языка не ведаю и они могут при мне какие-нибудь важные детали обсуждать.
– А почему перестали заниматься коммерческими делами?
– Долгая история, херр майор.
– И всё же.
– Отец прогорел. Кредиторы свели его в могилу. Мать недолго прожила без него. После смерти отца нас обобрали до нитки, вышвырнув на улицу, это её и добило. Остатки накоплений я отдал сестре в приданое, чтобы замуж вышла. Сам же занялся более земными делами. Иной раз тянуло в торговлю, но я держался. Не хотел своим детям своей судьбы.
– Ясно, – кивнул Пауль, принимая объяснение. – Так что вы делали в помещении?
– Выполнял функции официанта. Команды мне отдавали на немецком. Звания я простого, что не вызывало подозрений. Вида, что понимал их, не подавал.
– А он что делал? – кивнул Пауль на любителя церковного хорового пения.
