– Когда я была замужем, то все время витала в облаках, думала о всяких разных вещах, и сейчас я начинаю понимать, почему так было.
Подруги крутили педали катамарана, медленно пересекая мерцающую дорожку от заходящего солнца, а их волосы подхватывал и развевал вечерний бриз.
– Когда мы с мужем беседовали за обедом или просто болтали во время прогулки, я почему-то всегда думала о другом. Но тогда мне даже не приходило в голову, что так нельзя, – продолжала Сузуки Мидори, покосившись на скрывающееся за горизонтом солнце. – Ведь с мужем приходится разговаривать о многих вещах, верно? А поскольку детей у нас не было, муж постоянно рассказывал мне о своих сослуживцах: что один из его коллег, который как-то заходил к нам в гости, оказывается, болен раком; что парня, поступившего на службу одновременно с ним, обманула хозяйка некоего клуба, повесив на него огромный кредит, и теперь жизнь бедолаги превратилась в настоящий ад, ну и прочие подобные истории. А еще у нас была кошка по имени Фу Минь, мы дали ей китайское имя, потому что она была наполовину сиамская; мне тогда только перевалило за двадцать, и я совсем не желала выглядеть скучной домохозяйкой, у которой только и разговоров, что о передачах по телику, так что я в основном старалась рассказывать о Фу Минь, но даже когда мы вместе смеялись над проделками нашей кошки, я все равно думала о чем-нибудь другом. «Вот сегодня, – рассказывала я мужу, – Фу Минь погналась за мухой, вспрыгнула на кофейный столик, но нечаянно приземлилась на видеокассету, поскользнулась и чуть не свалилась на пол!» И в это самое время мыслями я витала совсем в другом месте, думала обо всяких глупостях. Например, о том, как утром, когда я провожала его до станции, мимо прошла высокая женщина в костюме, и он несколько секунд на нее глазел, и я решила: «Так вот какой тип женщин ему действительно нравится!» Подобные мысли превращались в своего рода навязчивую идею, которая все больше и больше укреплялась в сознании, и в конце концов я начинала ненавидеть собственного мужа. Мне было не с кем поговорить о таких вещах, так что оставалось только жалеть себя и тянуть лямку дальше. И даже когда мы сидели рядом и смеялись над историями о Фу Минь, эти мысли продолжали крутиться у меня в голове. Каждый раз в присутствии мужа меня одолевали сомнения, и наконец я начала думать, что сама виновата, что я плохая жена, но и об этом не могла ни с кем поговорить. А потом, через полгода или год. Фу Минь заболела этим самым гидро-пери-что-то, когда в животе скапливается вода, и умерла, а после ее смерти мне стало не о чем разговаривать с мужем. Не то чтобы я так уж горевала из-за Фу Минь, но будто голова сделалась абсолютно пустой. Я хочу сказать, кошка была ни при чем. Беда в том, что я никогда не рассказывала мужу, о чем думаю на самом деле. Да, пожалуй, я сама виновата, но у меня вечно так. Я не умею заниматься чем-то одним и думать только об этом. Даже, простите, во время секса у меня появляются посторонние мысли. Я понимаю, это просто ужасно, и в конце концов мне стало так противно, что я подала на развод. И даже расставание не решило проблему. Зато теперь… самое удивительное, что теперь все изменилось.
В лучах заходящего солнца западный склон Фудзиямы окрасился лиловым, почти лавандовым цветом.
– Все изменилось…
Ветер стих, и по стеклянной поверхности озера протянулась длинная тень лебединого катамарана, словно предвещая скорый приход темной ночи.
– Есть на свете место, – задумчиво произнесла Сузуки Мидори, вспомнив фразу из какой-то книги, – где ночь считается живым существом, фантастическим зверем. Не день теряет свои краски, а приходит зверь по имени ночь и пожирает весь мир.
* * *
Маленький бар, который они искали, притулился в узком проулке между станцией велопроката и сувенирной лавкой. Заведение, зажатое между кофейней и прилавком с лапшой, можно было опознать только по старомодной вывеске над незастекленной дверью.
Нужный им человек уже был здесь и угощался виски «Сантори олд» со льдом и содовой. Когда Мидори отворили дверь и заглянули внутрь, он помахал им рукой и произнес: «Привет! Сюда, сюда идите!» От самой макушки и до подошв лакированных штиблет он излучал, наряду со слабым запахом пота, ауру человека, которому не везло с дамами, не везло абсолютно и бесповоротно.
Бар оказался совсем крошечным: коротенькая стойка да три столика. Других посетителей, кроме мужчины, не было. Как только подруги вошли, их поприветствовала хозяйка, которая пренебрегла помадой и прочей косметикой, однако густо накрасила веки синими, зелеными и коричневыми тенями – не самое лучшее решение. При ней была круглолицая девочка среднего школьного возраста, но с интеллектом явно ниже среднего. Обе проблеяли: «Ирассэймасэ!»
Сузуки Мидори, сообразив, что никто из подруг не захочет сидеть рядом с мужчиной, героически приняла удар на себя. Их новый знакомый, видимо, выбрал лучшие вещи из своего гардероба, нимало не заботясь о том, как они сочетаются друг с другом. На нем были желтая рубашка, брюки в розово-серую клетку, лиловые нейлоновые носки и коричневый пиджак в черную полоску. Костюм дополнял ярко-красный шейный платок.
– Меня зовут Сакагучи, – представился мужчина.
Он служил в вооруженных силах.
III
– А вы, значит, те самые Мидори.
Даже во время разговора Сакагучи прихлебывал виски с водой, отчего фраза звучала приблизительно так: «А вы, значит, бульк, те самые, бульк-бульк, Мидори».
Щеки и кожа вокруг глаз сильно порозовели, но Сузуки Мидори понимала, что в этом виноват не только алкоголь. Мужчина сильно нервничал и находился чуть ли не в полуобморочном состоянии. Служащему вооруженных сил вряд ли случалось бывать в окружении стольких женщин сразу, пусть даже кумушек почтенного возраста, а уж тем более четырех женщин, которые питали к нему живой интерес. Подруги почувствовали его состояние, едва присев за стол.
– Что-нибудь выпьете? – осклабился мужчина. – Когда я говорю о выпивке, я имею в виду виски и только виски. Больше в этой забегаловке ничего приличного не найдешь. – Улыбка у него была отталкивающая и даже пугающая. – В старые добрые времена этот виски назывался «Дхарма». Не правда ли, забавно? Дхарма… Его упаковывали в деревянные ящики по шесть бутылок. Когда я учился в школе, то думал, что вот стану важным человеком, и мне будут носить целые ящики «Дхармы» в качестве подарков. Но потом, буквально в одночасье, вдруг приходит понимание, что на свете существуют еще и «Эрли таймс», и «Джим Бим», и «И. В. Харпер», и не успеешь привыкнуть, что в мире есть столько разных сортов, как все вокруг прекращают пить именно твой любимый местный виски. Ничего, если я разбавлю? В этом баре, должен заметить, отличная вода. На заднем дворе есть колодец, и я попросил, чтобы хозяйка с дочкой каждый день приносили мне свежей. Там даже нету механического насоса, только ведро и веревка, ну прям как в старые времена.
Мидори с большим трудом заставили себя улыбнуться, опасаясь, что после преувеличенной похвалы воде хозяйка будет таскать ее им всю ночь напролет.
– Виски с водой вполне подойдет, – сказала Сузуки Мидори.
