Сознание Этона оторвалось от восприятия, он как будто смотрел на мир в перевернутый бинокль, и в то же время все казалось странно плоским, двумерным. Внутри страта его разум приспособился к восприятию четырехмерных, даже пятимерных объектов. По сравнению с ними трехмерный мир стал теперь поразительно бесцветным, похожим на кадры примитивных рисованных мультфильмов. Не было глубины. И звуки стали пустыми, безрезонансными.
Не давало покоя настоятельное желание покинуть этот бумажный мир. Завершить процесс, начатый выпуском из стартовой камеры.
Умереть.
Этон в сопровождении сублейтенантов вышел на верхние палубы корабля, где располагались каюты офицеров. Здесь чувствовался намек на комфорт, который был бы неуместен на «Молоте Империи» и даже на других линкорах. Войдя в двойные двери, Этон и его провожатые очутились в помещении, обставленном с неброской, но несомненной роскошью, которая в Хронофлоте могла быть только на флагманах.
Это была каюта адмирала Хайта. Группа остановилась перед дверью из орехового дерева, украшенной простой резьбой. Сублейтенанты постучали, вошли, отдали честь и вышли. Этон предстал перед своим бывшим командующим.
Хайт, сидящий за столом красного дерева, смотрел на курьера мрачно и, казалось, задумчиво. Из проигрывателя в углу доносилась тихая, меланхолическая музыка — тромбон и скрипка.
Рядом с Хайтом стоял человек, в котором Этом узнал полковника Анамандера. Подобно Хайту, полковник сохранял гранитную бесстрастность, принятую среди старших офицеров Хронофлота, но на его лице не было той непреклонности, что читалась в чертах адмирала.
Хайт небрежно махнул рукой Анамандеру:
— Потом, полковник.
— Слушаюсь, сэр.
Полковник обогнул Этона и вышел.
Адмирал поднялся и подошел к Этону. Этой стоял с неподвижным лицом, глядя прямо перед собой. Адмирал отстегнул от него футляр, как от неодушевленного предмета, и отнес на стол.
Собираясь открыть футляр, Хайт еще раз оглянулся на Этона, и вдруг прищурился, узнав:
— Капитан Этон?
После нескольких попыток Этон заставил горло работать.
— Сэр, — слабо проскрипел он.
— Капитан Этон, — с горечью повторил Хайт, обращаясь к себе самому. — Случай из ряда вон выходящий. Я был весьма неприятно поражен и огорчен. Мне было интересно, не здесь ли кончится ваша жизнь.
— Могу ли я покончить с собой сейчас же, сэр?
Он с надеждой ждал от адмирала произнесения освобождающей команды.
— Подождете, пока я скажу, — отрезал адмирал. Он оценивающе окинул Этона взглядом с головы до ног, потом сел за стол и сломал печати на пакете.
В течение времени, которое Этону показалось очень долгим, Хайт изучал бумаги, будто забыв о присутствии Этона. Скрипки и тромбоны преследовали друг друга извивами назойливых мелодий, и Этон почувствовал, как входит в какое-то состояние, похожее на испытанное внутри страте. «До» и «после» исчезли. Сложные переливы мелодий висели в воздухе подобно благовониям, и Этон замер в этом вечном миге, в котором неясно было, где кончается одна нота и начинается другая.
Завершив изучение депеши, адмирал Хайт задумчиво выпятил нижнюю губу. Отложив бумаги, он нахмурился. Потом откинулся на спинку кресла. Серые глаза адмирала остановились на Этоне, впившись в него почти с маниакальным интересом.
— Депеша от самого наместника, — хрипло сказал Хайт. — Необходимо совершить рейд в глубь территории Гегемонии. Задание настолько важное, что должно быть выполнено самим «Оплотом веры» — не меньше.
Этон ничего не ответил. Адмирал продолжал, не отводя Глаз от лица собеседника.
— Вы знаете, какие потери понесли мы от действий Гегемонии только за две прошедшие недели? Города и целые страны исчезли с лица Земли или подверглись мутациям. Континент Австралос в Пятом узле изменился до неузнаваемости. Теперь он населен дикими племенами, находящимися на уровне каменного века. И что хуже всего, имеется множество случаев причинно-следственных разрывов. Вы же понимаете, чем это может грозить структуре времени. Деятельность Департамента Истории сведена к нулю. И всему виной это новое оружие Гегемонии — искривитель времени. Когда-то наши ученые называли такое устройство невозможным. А теперь… — Адмирал развел руками.
Внезапно его взгляд сделался тяжелым, пронизывающим.
— Говорите, капитан Этон! — произнес он глубоким голосом. — Расскажите, как это — оказаться в страте.
Этон заморгал и попытался объяснить:
— Там… это…
Он замолчал. Хайт кивнул:
— Я понимаю — это неописуемо. И все же кое-что можно передать словами. Не бывает, чтобы слова были полностью бессильны. Попытайтесь собраться с мыслями. Вспомнить. Взять себя в руки. Докладывайте, капитан.
Этон пожал плечами, потом сказал:
— Сэр, не должен ли я теперь прервать свое существование?
— Понимаю. Вы хотите исполнить свой приказ и сбежать от этого мира, А мой долг — проследить, чтобы вы это сделали. Но мне даже трудно сосчитать, сколько раз в такой момент меня подмывало забыть об этом долге. В Императорском дворце есть один утешитель, брат Мундан. Несколько лет назад его отец живым попал в страт при столкновении двух кораблей времени. С тех пор мысли о страте не дают брату Мундану покоя ни днем ни ночью. Он пытается представить себе, как выглядит Пучина Погибших Душ. И— меня после целой жизни в Хронофлоте одолевает то же любопытство.
Смысл речей адмирала доходил до Этона как сквозь туман.
— Обычно предстающие передо мной курьеры — отребье, — говорил Хайт. — Умственно неполноценные — безнадежные случаи. Но вы — вы совсем другой породы. До этого вопиющего нарушения воинского долга вы считались дисциплинированным офицером. Если дать вам время, вы сможете прийти в себя. Сможете ответить на мои вопросы.
Хайт поднялся, обошел стол и, остановившись перед Это-ном, заглянул ему прямо в глаза.
— Так вот, сейчас я и сам допущу нарушение дисциплины. Поскольку я считаю, что будущий рейд никакой надежды на успех не имеет и является чистым самоубийством, небольшой проступок пройдет незамеченным. Нет, капитан Этон, вы сейчас не умрете. Вам надлежит остаться в живых, прийти в себя и рассказать мне о том, что вы испытали — если сможете.
Адмирал повернулся и нажал кнопку на столе.
— Это капитан Этон, — сказал он двум ординарцам, явившимся по вызову. — Устройте его в гостевой каюте со всеми возможными удобствами. Покидать каюту капитан не должен ни под каким видом.
Когда Этона выводили из адмиральской каюты, кровь гудела у него в жилах. Такой поворот событий полностью противоречил всему, что ему было внушено. Неудовлетворенная жажда смерти жгла мозг, и нервы разваливались на части.
Весь день адмирал Хайт и его штаб были заняты подготовкой к рейду.
