‒ И где вы вообще шлялись? Что ещё за ранние прогулки? Никак не дойдёт? Недоумки малолетние. Когда мозги включите? Это вам не школьная экскурсия. Не оранжерея. Не скверик на крыше.
У Фео нижняя губа подрагивала. Всё ещё отходила от пережитого. А может, от обиды, от того, что Торий её отчитывал, как маленькую. Хотя она и повела себя так, оправдываться начала.
‒ Я просто на озеро ходила. Про которое Марк сказал. Он ведь тоже там был и с ним ничего же не случилось. А я… я ведь правда никогда не видела. Ни озера, ни реки, ни… ‒ она осеклась неожиданно, не стала заканчивать фразы, сразу перескочила на другую. ‒ Только бассейн. ‒ А напоследок ещё и ляпнула: ‒ И не купалась.
Правда совсем тихо, видимо, почувствовала, что зря, но запоздало. Вырвалось уже, а Торий услышал.
‒ Так ты ещё и купалась? Совсем дура? Ты понятия не имеешь, кто здесь водится, и полезла в воду. ‒ Он не орал, он выговаривал резко и чётко. Каждое слово как оплеуха, наотмашь, звонкая, унизительная. Больно не столько физически, сколько морально. ‒ Вас что, по степени дебилизма выбирали? Чем выше, тем лучше. ‒ Торий повернулся к Кондру, всё ещё сидящему на земле: ‒ Ты тоже купался? ‒ Сделал паузу и добавил: ‒ Или за ней подсматривал?
Кондр сжал губы, сглотнул слова, которые едва не вырвались первыми, сами по себе, неосознанно, рождённые взрывной волной эмоций. Нет, тут он сдержится и лучше сделает так ‒ поинтересуется негромко и невозмутимо:
‒ А ты? Тоже?
Торий усмехнулся, не смутился ничуть, не взбесился, опять не посчитал нужным отвечать, только снисходительно глянул на Фео. С таким выражением на лице, будто подсматривать ему вовсе не требуется, он и так уже слишком много видел. А Фео вспыхнула мгновенно, щёки порозовели, глаза округлились от негодования. Это что, типа подтверждения? Это…
Кулаки сжались так, что стало больно, от напряжения в мышцах, от предельного натяжения кожи на выступивших костяшках пальцев, от впившихся в ладонь ногтей. И взгляд притянуло к матовому металлу пистолетной рукоятки, торчащей из набедренной кобуры. Торий убрал его, удостоверившись, что зверь сдох, но стоял слишком близко, Кондру только руку протянуть. Но тут кусты затрещали, со стороны лагеря. Остальные объявились, но не все.
Впереди Иви, тоже с оружием, за ней Пак и Герман. Последний со своим «всевидящим оком».
‒ Ну вот, опять вы! Ведь сколько раз уже говорили, ‒ запричитал азиат, а сам неотрывно пялился на Фео, ощупывал её глазами, проверял, всё ли с ней в порядке.
А Герман, наоборот, сразу выцепил самое необычное ‒ мёртвого зверюгу, обогнул Кондра, словно досадную помеху, заслоняющую важное.
‒ Ух ты! Торий это ты его пристрелил? А уверяли, что тут никто не водится. ‒ Присел, снимая крупные планы. ‒ Вы, если куда собираетесь, берите меня с собой. А то я всё самое интересное пропускаю. А должность-то обязывает.
Придурок. Его бы на место Кондра, так сразу бы обрадовался, что сидел в лагере, и не задавал бы тупых вопросов:
‒ Он на тебя напал?
Кондр сделал вид, что не услышал, отвернулся, попробовал встать. Вполне так получилось, пока не опёрся на левую ногу.
Колено резануло острой болью, и оно само собой подогнулось. Кондр опять едва не рухнул на землю, на автомате вцепился в Тория. Тот не оттолкнул, ухватив за плечо, поднял, поставил прямо.
‒ Что у тебя? ‒ придвинулась Иви.
‒ Откуда я знаю! ‒ огрызнулся Кондр.
Жутко хотелось стряхнуть с плеча руку Тория. Но вдруг не получится устоять без посторонней поддержки.
‒ Наташу надо позвать, ‒ предложил Пак.
Не понадобилось. Она тоже сама пришла. И Марк, и Регина с Динькой. Тот сразу кинулся к сестре. А Кондру опять пришлось усесться на траву.
Он только сейчас заметил: левая брючина порвалась, но не сильно, только несколько мелких дырок, грязные разводы от травы и земли и влажные бурые пятна. Наташа закатала штанину. Хорошо, что та широкая, не пришлось разрезать ткань или, ещё хуже, раздеваться при всех.
Кожа оказалась сильно ободрана, багровые борозды сочились сукровицей, ещё и синячище огромный. Колено распухало прямо на глазах. Наташа, стараясь не касаться ран, ощупывала его осторожно, но всё равно чувствительно, и Кондр едва не рычал от боли.
‒ Скорее всего, сильный ушиб. Перелома нет. Обработаю, перевяжу. Если надо, вколю обезболивающее. Только всё принесу.
‒ Лучше сразу пойти, ‒ буркнул Кондр.
‒ А дойдёшь?
‒ Как-нибудь.
Всё равно же придётся.
Пак подошёл, протянул руку.
‒ Давай помогу.
Хотелось бы отказаться, как совсем недавно от поддержки Тория, но опять пришлось терпеть. Кондр поднялся, опираясь на Пака. Он заранее понимал, что, когда наступит на повреждённую ногу, снова станет больно. Но не настолько же!
Резануло ещё сильнее, и даже сквозь стиснутые зубы вырвался короткий вскрик. Регина вздрогнула.
До этого момента она просто стояла и молча наблюдала за происходящим, а тут сорвалась с места, подскочила к Торию, вцепилась ему в локоть.
‒ Я же говорила! Я же говорила, что надо возвращаться! Здесь всё не так, как нам обещали. Здесь опасно.
Кондр опять был согласен, но визгливые нотки и жалобное придыхание в Регинином голосе вызывали столь сильное раздражение и презрение, что хотелось поступить назло, ещё и издевательски высказать ей в лицо какую-нибудь гадость. Он бы так и сделал, но Торий всего лишь проговорил сдержанно:
‒ Регин, не истери. Возьми себя в руки. Успокойся.
‒ Я не истерю, ‒ сердито возразила Регина. ‒ Я просто не понимаю. Не понимаю, почему вы все не хотите замечать очевидное. Нас уверяли, что здесь нет крупных животных. А это тогда кто? ‒ Она, наверняка, ткнула пальцем в сторону убитого зверя. ‒ Если их тут целые стаи, и они только и ждут момента? И Самир. Почему вы все решили, что это несчастный случай?
Она говорила уверенно и напористо, почти кричала, и её фразы разлетались по лесу и уже не просто раздражали, оглушали, то ли громкостью, то ли содержанием. Скорее всего, не только Кондра. Всех. А Регина никак не хотела заткнуться, но и остальные не пытались её остановить. Слушали и соглашались? Потому что думали точно так же.
‒ А если не случай? Если он забирался наверх, чтобы спастись от кого-то? Вот такого же. А если тут водится кто-то похуже? А если это вообще было не падение? Кто-то на него набросился и убил. Вы ведь тоже понимаете: с нашей экспедицией что-то не то. Но почему-то не желаете признавать. Слишком странно, слишком необъяснимо и неожиданно. Слишком много того, о чём нам не сказали. Или даже уверяли в обратном. Неужели вы и теперь считаете, что нам стоит идти дальше? Лично я не собираюсь.