Конечно, не так уж и трудно придумать тысячи вариантов, ввести бессчётное количество допущений. Но толку от этого ‒ ноль.
С тем же успехом можно предположить, что мистер Кэрриган вообще имел в виду не игру (потому что о ней и не знал), когда говорил о тех, кто имеет или не имеет право судить. А если он подозревает Эмберли в том же, в чём она подозревала его? Думает, случившееся с Саванной ‒ её рук дело. И ведь для этого у него есть веские основания: Эмберли – та единственная, кто прибегала к нему домой, заставляла его сказать правду, утверждала, что не верит Саванне, а потом ещё и вытрясла из той признание. В таком случае, разве не способна девчонка зайти ещё дальше: осудить, наказать?
Нет, никакой мистер Кэрриган не разработчик и не палач, и к игре не имеет ни малейшего отношения. Он просто пострадавший. И Эмберли не лукавила, утверждая, что хорошо знает, каково это, когда обвиняют незаслуженно. С ней тоже подобное случалось ‒ в начальной школе.
Говорят, что с годами мы помним не то, что произошло, а лишь картинки, прочно засевшие в памяти, по цепочке втягивая в этот процесс свои чувства, воображаемые действия, оправдания или причины. Постепенно реально происходящие события стираются невидимым податливым ластиком и заменяются на то, что мы хотели бы помнить.
В таком случае, почему Эмберли до сих пор не забыла то, что произошло с ней тогда?
Она не собиралась мстить, но и простить не получалось. Было бы гораздо проще, если бы удалось вычеркнуть это воспоминание и заменить его на что-то приятное, скажем, на экскурсию в сафари-парк. Ведь они действительно ходили туда и не раз. Но почему-то все посещения слились в один монолитный кусок, который теперь лежал булыжником на дне памяти и не доставлял радости. Зато случай, когда Эмберли обвинили в том, чего она не совершала, норовил всплыть пузырьком смрадного газа в любой момент. И всплыл же!
Тогда учителем у них была миссис Васкес. Она всегда казалась Эмберли чересчур шумной и суетливой, мелькала перед глазами, перемещалась, чуть ли не с реактивной скоростью с места на место, но почему-то редко успевала вовремя оказаться там, где её присутствие требовалось больше всего, и часто не замечала главного. Например, того, как Иззи Пруитт цепляется к Одри. Возможно, так он выражал свою симпатию – кто этих мальчишек разберёт? Только вот приятного в подобном не было ни капли.
На каждой переменке Иззи вслух подбирал очередное прозвище для Одри, а проходя мимо нее, обязательно норовил задеть, ущипнуть или что-нибудь столкнуть со стола. Девочка терпела, не решалась ответить тем же, а стоило Иззи оказаться поблизости, Одри в страхе жалась к подруге или вообще пряталась у неё за спиной.
Эмберли уже тогда держалась ото всех обособленно, популярностью не пользовалась, никто помимо Одри с ней толком-то и не общался. Но и не задирал. А Пруитт только презрительно надувал губы и, разочарованный, отваливал от выбранной в жертвы девчонки, потому что покушаться сразу на двоих – кишка тонка. Ну хоть так, ведь на решительный отпор Эмберли тоже не хватило бы. А можно же было и обозвать в ответ, и даже стукнуть, чтобы тот уяснил, наконец, что с безнаказанностью покончено. После такого Иззи вряд ли бы надумал сунуться еще раз, потому что особой смелостью этот ушастый крысеныш совсем не отличался. Стоило, к примеру, миссис Васкес обратить на него внимание, сразу становился послушным милым лапочкой, глядя на которого ни за что не подумаешь, будто он способен на гадости.
Отомстить приставале удавалось разве что в своем воображении и в общих разговорах с Одри, когда они вдвоём красочно представляли, как Иззи, например, оступится и расквасит нос или разобьет коленку. Или ‒ и это было самое лучшее и желанное! ‒ вдруг явится неизвестный герой, непременно суперкрутой и жутко красивый, и накажет мерзкого пакостника.
Вот так они стояли вдвоём и шептались, когда Иззи незаметно подкрался сзади и… Неизвестно, что он там планировал совершить, потому что не успел ‒ Эмберли его оттолкнула. Скорее даже не от возмущения и желания заступиться за подругу, а просто от неожиданности. Она ведь едва ни вздрогнула, внезапно обернувшись и увидев его совсем рядом. Потому и оттолкнула. Инстинктивно.
Иззи мотнуло в сторону, он налетел на стул, и всё – больше ничего не случилось. Он даже не ударился, зато выругался под нос и злобно, из-под нахмуренных бровей, глянул на Эмберли.
А потом было занятие на школьном огороде. И, пока миссис Васкес помогала кому-то из учеников пересаживать цветок, Иззи, забравшись на высокий бордюр, огораживающий грядку с цуккини, оступился, упал и выбил два передних зуба.
Одри и Эмберли как раз находились рядом. Но если они и были виноваты в чём-то, то исключительно в том, что мысленно могли пожелать своему обидчику вполне заслуженного наказания – навернуться. Но разве такие желания исполняются? Провидение? О, нет. Чистейшее совпадение!
На громкий рёв Иззи примчалась миссис Васкес, увидела ученика и почти сравнялась по цвету с молодыми цуккини, что прятались между огромных листьев. Иззи сидел на выложенной из плиток дорожке, размазывал слёзы, подвывал, а из его рта лилась кровь. Вот именно, лилась. Растекалась по губам, по подбородку, и Иззи её размазывал по всему лицу. От этого начинало казаться, что кровь у него хлещет отовсюду: не только изо рта, но и из носа, из глаз, из каждой поры на коже.
Совсем не удивительно, что миссис Васкес не выдержала подобного зрелища, перепугалась и повела себя не слишком адекватно: плюхнулась на колени перед Иззи, ухватила его за плечи, тряхнула и выкрикнула с отчаянием:
‒ О боже! Пруитт! Что ты натворил? Как же тебя угораздило? Ты опять куда-то полез?
‒ Нет! ‒ истошно завопил Иззи, скорее всего, не на шутку перетрусив, решив, что сейчас ему попадёт. Вскинул руку и ткнул указательным пальцем в сторону Эмберли: ‒ Это она меня толкнула. Она!
Посмотрев, куда он показывает, миссис Васкес обнаружила сразу двух учениц, но её выбор почему-то оказался однозначен:
‒ Мэдисон?
Пруитт старательно закивал, разбрызгивая красновато-бурые капли крови по чистенькому непыльному бетону.
Миссис Васкес, немедля, отвела его в медкабинет, а потом, пыша негодованием, взялась за Эмберли. Поставила её перед собой, наклонилась, поинтересовалась строго:
‒ Это ты толкнула Иззи?
Ну почему Эмберли просто не произнесла «Нет!»? Как Пруитт. Почему решила быть до конца правдивой и честной? И зачем так не вовремя вспомнила про утреннее происшествие?
‒ Я толкнула, но…
Учительница охнула и слушать дальше не стала.
‒ Мэдисон, да что ж такое? ‒ запричитала она, наливаясь раздражением. ‒ Разве можно так поступать? Ты хоть понимаешь, что наделала?
‒ Я не… ‒ во второй раз попыталась объяснить Эмберли.
Она осмотрелась по сторонам, надеясь увидеть Одри и найти в ней поддержку – подруга непременно подтвердит, что она не имеет отношения к выбитым зубам Иззи. Но подруги нигде не оказалось. Эмберли даже разволновалась: а вдруг с ней что-то случилось, пока она растерянно глотает ртом воздух, может, её тоже куда-то увели и теперь отчитывают?