Прия приходила в ярость. Выла. И, ненавидя саму себя, изнывала от ожидания.
Наконец через два бесконечных дня, прошедших со дня его рождения, Джейкоб ей позвонил.
Она сомневалась, брать ли трубку, хотя ее предательское сердце готово было выскочить из груди.
Я заставлю его ползать на коленях. Заставлю уважать меня!
Когда прозвучал десятый звонок – Прия знала, что после двенадцатого вызов будет перенаправлен на голосовую почту, – она взяла трубку.
– Алло? – сказала она, мысленно похвалив себя за ледяной тон.
Голос Джейкоба звучал смущенно. Неуверенно.
– Я… я подумал, что, возможно, мог бы зайти забрать кое-какие вещи.
Зайти забрать кое-какие вещи. Что это значит? Он что, не собирается извиняться? Не собирается молить ее принять его обратно?
– Прия? Ты слушаешь?
Она кашлянула.
– Да.
– Я могу зайти завтра после работы?
Значит, он ходит на работу? Мир, который для нее перестал вращаться вокруг своей оси, для него остался таким же, как прежде.
Прие очень хотелось сказать ему «нет», даже несмотря на то, что ее сердце переворачивалось от одной мысли о том, что она его увидит. Ей не хватало Джейкоба – его рук, крепко обнимавших ее во сне; ощущения надежности, которое создавало его присутствие, изгонявшее ее ночные кошмары; его запаха, который для Прии был таким же знакомым, как и свой собственный.
– Около семи? – сказал Джейкоб.
– Ладно, – ответила Прия, сделав над собой усилие.
– Тогда увидимся.
Ни «Я люблю тебя», ни «Прости меня за то, через что я заставил тебя пройти».
Прия вновь ощутила укол раскаленного добела, взлелеянного гнева.
Глава 8
Сита
Список того, чего не следует делать девочкам. 1925–1926 годы
– Ма, я хочу снова увидеться с Мэри.
Рука матери Ситы замерла, раздавив ладду
[4], которое она собиралась положить себе в рот. Она выпрямилась и пристально посмотрела на дочь.
Сита долго выбирала момент для этого разговора и в конце концов отдала предпочтение времени, когда мать, еще не придя в себя после дневного сна, решит перекусить свежеприготовленными сладостями, окуная их в имбирный чай. Именно в такие моменты она была наиболее податливой.
«Прошу, скажи “да”!» – думала Сита. Ее лицо, впрочем, ничего не выражало. Она не хотела, чтобы мать догадалась, как сильно ей этого хочется.
– Мне не слишком-то понравилась ее мать. Она чересчур снисходительна к слугам. Именно поэтому их дом такой грязный, а сад такой запущенный. Как жена комиссара, она должна соответствовать определенным стандартам, однако моих советов она, похоже, слушать не пожелала – по правде говоря, в какой-то момент я подумала, что она кивает мне слишком уж охотно, а потом оказалось, что она просто задремала!
Голос матери превратился в возмущенный писк.
Сита с трудом сдержалась, чтобы не хихикнуть. При мысли о том, что босоногая мать Мэри, это воплощение рассеянности, заснула, не выдержав бесконечного потока напыщенных советов, ей хотелось улыбнуться до ушей.
«Она мне нравится», – вновь подумала девочка.
– Мэри так хорошо себя ведет, – сказала она вслух. – И у нее очень опрятная комната.
Ситу и правда удивил идеальный порядок, царивший в уставленной книгами комнате Мэри; каждая вещь лежала на своем месте. Это помещение составляло разительный контраст с остальными комнатами в доме, полном чудесных вещей, которые, однако, были разбросаны где попало, словно о них просто позабыли.
«Ты очень аккуратная», – сказала тогда Сита своей новой подруге.
Это не было лестью. Сита действительно так думала. Однако Мэри просияла.
«Я люблю порядок, – ответила она. – Родители позволяют мне делать все, что я захочу. Они выросли, подчиняясь многочисленным правилам, которые им не нравились, поэтому хотят, чтобы я была избавлена от условностей. – Мэри закусила нижнюю губу. – На самом деле было бы неплохо, если бы они установили хоть какие-то правила. Без них я чувствую растерянность».
«Ты даже не представляешь, какая ты счастливая! – воскликнула Сита. – Я продохнуть не могу от правил. Мне кажется, что я вообще ничего не могу сделать, не нарушив какое-нибудь из них. По крайней мере – ничего веселого».
Мэри открыто ей улыбнулась.
«Ты мне нравишься, Сита».
Вот так просто. Никаких условностей. Еще никто не восхищался ею так искренне и бесхитростно. Никто не проявлял к ней такой неподдельной теплоты.
«Благодаря тебе жизнь кажется мне чудесной», – с тоской добавила Мэри.
«Она у тебя и так чудесная. В ней нет правил, которым ты должна была бы следовать. У тебя есть домашний зверинец. Чего еще желать? Если ты так любишь правила, поживи один день в моем доме, и я обещаю, что ты с криком убежишь обратно к себе».
Мэри заливисто рассмеялась и, в который раз застав Ситу врасплох, обняла ее. Сита напряглась, однако, как ни странно, объятия малышки не были такими уж неприятными. Если бы девочки, с которыми мать пыталась познакомить Ситу прежде, увидели ее сейчас, они бы утратили дар речи.
– Да, у этой девочки, Мэри, очень хорошие манеры. – Мать подняла бровь. – Она тебе нравится? Ты хочешь играть с ней, а не с сыном поварихи?
У Ситы уже был готов ответ на тот случай, если мать спросит: «Почему?» Тогда она скажет, что, в отличие от других девочек, Мэри очень славная. И у них есть общее увлечение – экзотические животные.
Однако мать уже отправилась на кухню, откуда доносилось хихиканье служанок.
– Работать! – заорала она на них.
Сита сглотнула вставший в горле комок. Родители замечали ее лишь тогда, когда хотели отчитать за то, что она нарушила один из пунктов «Списка того, чего не следует делать девочкам», списка, который остальные, казалось, знали наизусть, но ей он не нравился, и она не собиралась ему следовать.
– Так я могу увидеться с Мэри? – спросила Сита у матери. – Меня может отвезти служанка, которая ездила с нами в прошлый раз.
– А почему бы не пригласить Мэри к нам?
Ну уж нет! Сита хотела почитать книги своей новой подруги. Особенно ее завораживала та, которая была посвящена созданию фигурок из бумаги.
«Когда ты приедешь в следующий раз, – сказала ей Мэри, – мы сделаем бумажные кораблики и пустим их по реке».
