– Так что, Владимир Николаевич, если со мной что-то случится, Настенька… То есть, Анастасия Васильевна, будет очень прилично обеспечена. Но вот что с ней сейчас делать?
В порыве неожиданной откровенности он рассказал о неудачной судьбе Стекловой. О том, что полученное прекрасное воспитание и образование в Смольном «не мешают» ей по-настоящему голодать и быть объектом нападок грубых лавочников и кредиторов. А все попытки помочь пресекаются ее гордостью и проявлением самоуважения.
Позже, вспоминая завершение того длинного вечера, Агасфер корил себя за выпитые две-три лишние рюмки коньяку.
А пока, рассказывая Лаврову о том, какая замечательная девушка Настенька Стеклова, он и не заметил, как разговоры в библиотеке прекратились и присутствующие выстроились позади его кресла, как греческий хор.
– Погодите, господа, но Смольный институт благородных девиц не вышвыривает воспитанниц после окончания на произвол судьбы! – возмутился Лопухин. – Ей обязаны были предоставить возможность проявить себя – либо в образовательном учреждении, либо в порядочной семье! Тут что-то не то, господа!
– Все дело в том, что брат мадмуазель Стекловой, по ее выражению, значится в списке врагов престола. Иными словами, наверняка стал бомбистом или революционером. И попал в каторгу. И попечительский совет Смольного не нашел ничего лучшего, как лишить его сестру, которая здесь совершенно не при чем, рекомендаций!
Агасфер хватил еще рюмку, а все присутствующие с осуждающим видом воззрились на Зволянского.
– Послушайте, а почему все вы так на меня смотрите? – возмутился он. – Уж не подозреваете ли вы, господа, что я причастен к этой гнусной перестраховке?! Уж если тут кто и виноват, так это господа из попечительского совета Смольного!
– Сергей Эрастович, а вы, кажется, недавно жаловались, что не можете найти для своих дочерей достойную воспитательницу! – поддел его Ванновский.
– А что? Я с удовольствием дам мадмуазель Стекловой это место! – пожал тот плечами. – Заметьте, что тем самым я, кажется, окажу услугу и нашему боевому товарищу, господину Агасферу!
– Она не примет этого места! – покачал головой Агасфер. – Настолько я знаю Анастасию Васильевну, она сочтет это протекционизмом с моей стороны. И не захочет меня больше видеть!
– Тогда что вы можете предложить? – потребовал Архипов.
– Если вы позволите, господа, я охотно внесу свою лепту в это дело, – подал голос военный министр Ванновский. – Я достаточно близко знаком с начальницей Смольного, госпожой Новосильцевой. Недавно к тому же я по поручению ее величества императрицы вручал ей второй орден Святой Екатерины. Завтра же я нанесу ей визит и выражу свое мнение относительно того, что дочь геройски погибшего военного моряка Стеклова из-за чьих-то происков осталась без рекомендации и патронажа. И простите, элементарно голодает! Я убежден, что все это безобразие творится за спиной Марии Петровны Новосильцевой и без ее ведома!
– С удовольствием составлю вам компанию, Петр Семенович! – вступил в разговор Архипов. – Мы с ней тоже хорошо знакомы по Второй Восточной войне, где она принимала деятельное участие в отряде сестер милосердия! Мишель, мы добьемся того, что вашу Анастасию официально пригласят в Смольный, принесут положенные извинения и займутся ее трудоустройством! Так, надеюсь, ее гордость не пострадает?
– Спасибо, господа! Вернее, спасибо, друзья, если мне будет позволено так выразиться! – растроганный Агасфер встал и низко поклонился обществу.
– Но я настаиваю на том, чтобы ваша Настенька воспитывала мою дочь! – заявил Зволянский. – В конце концов, я первый подал эту заявку!
Агасфер обошел присутствующих, крепко пожимая всем руки. Рукопожатие досталось даже Медникову, который никакого участия в судьбе девушки не принимал и спокойно грыз свои сушки.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПРОЛОГ
Впрочем, один знакомый у Агасфера в Варшаве все-таки был. С теплой грустью он вспомнил владельца похоронного и ритуального заведения, старого доктора Якова Шлейзера. Того самого, что ампутировал ему левую руку, остановил кровотечение, а позже, рискуя попасть в лапы полиции, спрятал умирающего прапорщика в монастыре у паулинов. Жив ли он сегодня, спустя двадцать лет? А если и жив, чем ему может помочь старый боязливый еврей?
Попробовать подать ему весточку? Но как?
Агасфер скинул сюртук, закатал повыше рукав сорочки, стянул с протеза тонкую перчатку под цвет кожи. В свое время он недоверчиво усмехался, выслушивая доводы полковника в пользу устройства в протезе нескольких замаскированных полезных тайников.
Здоровой рукой он оттянул вбок полусогнутый мизинец протеза и повернул его. Тихо щелкнув, открылась небольшая крышка, под которой, на манер оружейной обоймы, были запрятаны полдюжины золотых империалов. Гедеке и его люди буквально обнюхивали протез перед возвращением, однако старый слесарь Тимофей посрамил австрийскую педантичность. Ковач вынул две монеты, закрыл крышку и вернул мизинец-рычаг на место. Надел перчатку.
Записку он написал по-латыни. И, подумав, подписал инициалами своего почти забытого имени: «М. ф. Б.».
Обычный посыльный тут не годился: с таким же успехом можно было адресовать записку прямо Гедеке! Однако, кроме обычной обслуги, в каждой гостинице есть и обслуга «черная» – прачки и кочегары, которые никогда не оскорбляют постояльцев своим видом.
Агасфер дважды дернул за сонетку, вызывая горничную.
– Пригласите сюда прачку, мадмуазель! – распорядился он. – Мою лучшую сорочку нужно освежить и накрахмалить.
– Но прачкам запрещено подниматься к гостям, – скривила губы горничная. – Если пан желает, я сама отнесу вашу сорочку в прачечную.
– Это японская ткань особой выделки. Очень дорогая. Я должен лично объяснить, как следует с ней обращаться, чтобы не испортить…
– Ничем не могу помочь пану, – пожала плечами девица, привыкшая к разным причудам гостей. – Прачку не пустят на верхние этажи!
– Тогда я спущусь к ней сам! – объявил Агасфер. – Это, надеюсь, вашими правилами не воспрещено?!
На первом этаже он, благодаря объяснениям горничной, нашел в дебрях пальм неприметную дверь за плотными шторами и очутился на «черной», плохо освещенной лестнице, круто спускающейся вниз.
Прачечная оказалась в самом конце коридора – единственное здешнее помещение, снабженное дверьми. И понятно почему – рванув на себя набухшую дверь, Агасфер попал в плотное облако пара, исходившего из десятка огромных котлов, вмурованных в длинную низкую плиту.
Прачек здесь было несколько – пришлось спрашивать, кто именно из них является специалистом по деликатному шелковому белью.
Объясняя усталой женщине неопределенного возраста им же выдуманные особенности обращения с японским шелком, он приметил шустрого мальчишку, бегающего вдоль котлов с ведром и подливающего в них воду.
