Желудок Эллен начало сводить от ужаса.
– Я просто подумала…
– В этом и состоит ваша проблема! Вы слишком много думаете.
Он открыл тумбочку, достал оттуда конверт и бросил ей.
– Вот, почитайте.
Ватными пальцами она взяла конверт, который уже один раз попадал ей в руки. Прежде чем сосредоточиться на словах, она пробежала глазами весь текст.
1 декабря 1956 года
Лечащему врачу Эми Салливан.
Настоящим я, Питер Салливан, отец вышеупомянутой пациентки, подтверждаю свое намерение оставить дочь под вашим надзором на неопределенный срок. Это самое трудное и душераздирающее решение, которое я принимал в жизни, но я вынужден оставить ее в клинике для душевнобольных, потому что она больше не в состоянии жить в моем доме. Она представляет угрозу для себя и, что более важно, для моей семьи. Ее поступки доказывают, что она повреждена умом. Оставлять ее дома – риск, который я не готов взять на себя. Я не желаю ее демонизировать, но у меня нет желания видеть ее до тех пор, пока она полностью не поправится – сколько бы времени это ни заняло. Я всегда буду ее любить, но видеть ее такой мне слишком больно. Пожалуйста, отнеситесь к ней хорошо.
С уважением,
Питер Салливан».
Доктор Лэмборн сидел неподвижно, подперев подбородок ладонью и не спуская глаз с Эллен.
Она сложила письмо и положила ему на стол.
– Она знает, что отец к ней больше не приедет?
Он покачал головой.
– Я ей не говорил и не вижу в этом острой необходимости.
– Это станет для нее жестоким ударом.
– Стажерка Кросби, есть вещи, о которых вы не знаете и о которых не должны знать. – Он замолчал, взял ручку и постучал ею по толстой книге. – Вы знакомы с работами Зигмунда Фрейда?
– Нет, не особо… Я, конечно, слышала о нем, но…
– А Карла Юнга?
Она снова покачала головой и уже не отрывала взгляд от ковра. Он откатился на своем стуле и через мгновение оказался рядом с ней, непринужденно обнял ее за плечи, словно они друзья. Ноздри Эллен защипало от острого запаха его лосьона.
– Возвращайтесь в палату, Эллен, – прошептал он. – А Эми оставьте мне.
17
Рождество оставалось ее любимым временем в году. Мама всегда готовила что-то особенное к празднику, и та бурлящая радость, с которой она бежала вниз по лестнице утром и находила висящий над камином носок с подарками, оставалась с ней спустя годы. Носок никогда не бывал особо пухлым – в конце концов, шла война, – но в нем всегда лежал подарок, сделанный своими руками. Лучший подарок, самый дорогой из всех. Это мог быть носовой платок с вышитыми инициалами или плоский камень, который мама нашла на пляже и нарисовала на нем голубую армерию, росшую на утесе рядом с их домом. И ее самый любимый подарок: маленький разноцветный мишка, которого мама связала из остатков шерсти и набила своими старыми чулками.
Она помнила, как сидела на подлокотнике маминого кресла, когда та вязала голубую распашонку для новорожденного брата. Они точно знали, что будет мальчик. Мама проделала какие-то манипуляции с обручальным кольцом на цепочке, подвесив его над животом. Оно моталось из стороны в сторону или крутилось, Эми этого не помнила, но так или иначе, мама была вне себя от радости, получив подтверждение, что носит сына.
Эми выглянула в окно. Солнце было низко, но светило ярко, отражаясь от покрытых снегом полей. Деревья с трудом выдерживали тяжелую снежную массу. Бедный мальчик, ее нерожденный братик, так и не получил возможности поносить эту распашонку. А отец клал ее под подушку и спал так долгие годы.
– Эми, вставайте, идем на прогулку.
Она не слышала, как он вошел. Резкая команда выдернула ее из забытья. Возможно, это к лучшему. Нельзя жить прошлым – все так говорили. Хотя здесь все было по-другому. Чертов доктор вечно требовал от нее разговоров, заставляя переживать болезненные воспоминания.
– На прогулку? – уставилась она на доктора Лэмборна, одетого в пальто и меховую шапку, похожего больше на русского шпиона, чем на врача. Он хлопнул в ладоши, выдавив из кожаных перчаток громкий хлопок.
– Да, собирайтесь! – Он раскрыл перед ней пальто, которое висело у него на руке, приглашая продеть руки в рукава.
Она медленно поднялась, повернулась к нему спиной и юркнула в пальто. Он поправил ей волосы, забившиеся под ворот, и она вздрогнула от этого неожиданного прикосновения.
– У вас немного отрасли волосы.
– Значит, скоро снова обкорнают, – сказала она, застегиваясь и поворачиваясь к нему.
На улице ей захотелось бежать, бежать, не оборачиваясь. Ей хотелось танцевать на девственно белом снегу, стать одним целым с его чистотой. Может, она бы и решилась попробовать, если бы доктор Лэмборн не взял ее под руку, словно они любовники, вышедшие на прогулку в зимнюю сказку. Она остановилась и посмотрела на него. У него раскраснелись щеки, а шапка сползла на лоб и почти покрывала глаза.
– Я у вас в роли подопытного кролика, доктор Лэмборн? Почему-то я не видела, чтобы вы вот так гуляли с Перл или Куини или Белиндой.
– С Белиндой! – фыркнул он. – Упаси Господь! – Он остановился, достал платок и вытер глаза, слезящиеся на холодном ветру. – Вы меня заинтриговали, Эми. Мне кажется, я смогу вам помочь. Вы слышали что-нибудь о Зигмунде Фрейде? – спросил он и двинулся дальше по хрустящему глубокому снегу.
– Да, – настороженно ответила она. – Он что-то про сны говорил, так?
Доктор Лэмборн рассмеялся.
– Он – создатель метода психоанализа. Он предлагал пациентам свободно говорить о своем опыте, особенно детском. Его интересовала психика, а именно ее подсознательная часть, так что да, вы правы насчет снов.
– Поэтому вы все время пытаетесь разговорить меня?
– Мне интересно докопаться до скрытой причины ваших психических проблем, да.
Эми резко остановилась.
– У меня нет проблем с психикой, доктор Лэмборн. Начните с кого-то, у кого они есть, – обвела она рукой здание больницы. – У вас под боком полно сумасшедших, которые гораздо больше заслуживают вашего внимания.
– Большинство из них уже прошли точку невозврата, – Он взял ее за подбородок, чтобы взглянуть в глаза. – У вас еще есть надежда, Эми. Но нам нужно найти ключ к тому, что происходит вот здесь, – сказал он, поставив палец ей на лоб. – Ключ к вашей свободе не на кольце, который висит у сестры на поясе. Он здесь, в вашей собственной голове. Пожалуйста, позвольте мне вам помочь.
Его прикосновение не было грубым. Продолжая держать ее за подбородок, указательным пальцем в перчатке он гладил ее щеку. Возможно, и стоит ему довериться, думала Эми. После электрошока память немного прояснилась, как он и говорил. Но ей совершенно точно не хотелось проходить через эту процедуру еще раз.
