Разумеется, маловероятно, что появятся новые улики. К настоящему времени даже нижнее белье, найденное в его кармане, пропало или было отдано Джун Нилон. Следователи считают, что это дело было закрыто одиннадцать лет назад. А все свидетели умерли на месте преступления, за исключением самого Шэя.
– Да, существует закон, защищающий свободу вероисповедания заключенных, – сказал Гринлиф. – Согласно этому закону, евреи-заключенные могут носить в тюрьме кипы, а мусульмане – поститься во время Рамадана. Комиссар Департамента исправительных учреждений во исполнение федерального закона всегда принимает во внимание религиозную деятельность. Но говорить, что этот человек, который не способен контролировать свои эмоции в зале суда, который не может даже вспомнить название своей религии, во исполнение федерального закона заслуживает казни каким-то особым образом, – совершенно неправильно и не предусмотрено нашей системой правосудия.
Как только Гринлиф сел, судебный пристав передал мне записку. Заглянув в нее, я глубоко вдохнула.
– Миз Блум? – поторопил меня судья.
– Сто двадцать долларов, – начала я. – Знаете, что можно купить на сто двадцать долларов? Можно купить на распродаже отличную пару туфель «Стюарт Вайцман». Можно купить два билета на игру «Брюинз». Можно накормить голодающую семью из Африки. Можно купить контракт на сотовый. Или вы можете помочь человеку обрести спасение – и спасти умирающего ребенка. – Я встала. – Шэй Борн не просит свободы. Он не просит отмены приговора. Он лишь просит, чтобы ему позволили умереть в соответствии с его религиозными убеждениями. И мы знаем, что Америка стоит за право исповедовать собственную религию, даже если человек умирает в тюрьме штата.
Я направилась в сторону мест для публики:
– Люди продолжают стекаться в эту страну благодаря свободе вероисповедания. Они знают, что в Америке им не станут говорить, каким должен быть Бог. Их не станут убеждать, что есть только одна правильная вера и что их вера неправильная. Они хотят свободно говорить о религии и хотят задавать вопросы. Эти права были фундаментом Америки четыреста лет назад и в наши дни остаются ее фундаментом. Вот почему в этой стране Мадонна может устраивать шоу на распятии, а «Код да Винчи» был бестселлером. Вот почему даже после одиннадцатого сентября в Америке процветает свобода вероисповедания.
Вновь повернувшись к судье, я постаралась выложиться до конца:
– Ваша честь, мы не просим вас разрушить стену между Церковью и государством, вынося решение в пользу Шэя Борна. Мы лишь хотим исполнения закона – того закона, который дает Шэю Борну право исповедовать свою религию даже в тюрьме, если только государство не заинтересовано в запрещении этого. Единственный государственный интерес, который может обозначить штат, – это сто двадцать долларов и ожидание в течение пары месяцев. – Я вернулась к своему месту и скользнула на него. – Какова цена жизни и души по сравнению с двумя месяцами и ста двадцатью долларами?
Судья отправился в свой кабинет для вынесения вердикта, а к моему столу подошли два маршала, чтобы увести Шэя.
– Мэгги, – сказал он, вставая, – спасибо.
– Ребята, – обратилась я к маршалам, – можете дать мне минуту с ним в изоляторе?
– Только побыстрее, – сказал один из них, и я кивнула.
– Как вы думаете, у него есть шанс? – спросил отец Майкл, по-прежнему сидящий на скамье для публики за моей спиной.
Я достала из кармана записку, которую передал мне судебный пристав как раз перед началом моего заключительного слова, и протянула ее Майклу:
– Остается только надеяться. Губернатор отказал в отсрочке казни.
Когда я подошла к «клетке», он лежал на металлической лежанке, прикрыв рукой глаза.
– Шэй, – позвала я, встав перед решеткой, – со мной говорил отец Майкл. Он рассказал о том, что случилось в день убийства.
– Это не важно.
– Нет, важно, – настойчиво произнесла я. – Губернатор отказался отсрочить казнь, а это значит, что мы опять бьемся лбом в стену. В наше время для отмены смертных приговоров применяются ДНК-улики. На том суде ведь был разговор о сексуальном насилии, прежде чем выдвинули обвинение? Если образцы спермы сохранились, мы можем протестировать их и сравнить со спермой Курта… Мне лишь надо, чтобы вы, Шэй, подробно рассказали о случившемся, и тогда я смогу запустить процесс.
Он встал и подошел ко мне, ухватившись за прутья решетки:
– Не могу.
– Почему?! – возмутилась я. – Разве вы лгали, сказав отцу Майклу о невиновности?
Шэй поднял на меня горящий взгляд:
– Нет.
Не могу объяснить, почему я верила ему. Может быть, я была наивна, поскольку не защищала раньше преступников, может быть, просто чувствовала, что обреченному на смерть человеку нечего было терять. Но когда Шэй встретился со мной взглядом, я поняла, что он говорит правду и что казнить невиновного человека намного ужаснее, чем виновного.
– Ну, тогда, – начала я, и голова у меня пошла кругом, – вы сказали отцу Майклу, что первый адвокат не стал вас слушать, но я сейчас слушаю. Поговорите со мной, Шэй. Расскажите что-то такое, что поможет мне убедить судью в ошибочном приговоре. И я напишу запрос на ДНК-тест, его надо будет только подписать…
– Нет.
– Я не смогу сделать это одна! – вспылила я. – Шэй, речь идет об отмене приговора, понимаете?! О том, что вы сможете выйти отсюда на свободу.
– Я знаю, Мэгги.
– Значит, вместо того чтобы попытаться, вы готовы умереть за преступление, которого не совершали? Вас это устраивает?
Пристально посмотрев на меня, он медленно кивнул:
– В первый же день, когда мы встретились, я сказал вам, что не хочу, чтобы меня спасали. Я хотел, чтобы вы спасли мое сердце.
Я была поражена:
– Почему?
Он с трудом подбирал слова:
– Все-таки в этом была моя вина. Я попытался спасти ее и не смог. Не подоспел вовремя. Мне никогда не нравился Курт Нилон. Когда я работал, то старался не находиться с ним в одной комнате, чтобы не чувствовать на себе его взгляд. Но Джун была такая милая. От нее пахло яблоками, и она делала мне сэндвичи с тунцом на ланч и разрешала сидеть за кухонным столом, словно я член их семьи. После того как Элизабет… позже… ужасно, что Джун осталась без них. Но я не хотел, чтобы она потеряла и прошлое. Семья – это не вещь, это место, – тихо произнес Шэй, – то место, где живут воспоминания.
Значит, он взял на себя вину за преступление Курта Нилона, чтобы дать возможность скорбящей вдове вспоминать его с гордостью, а не с ненавистью. Насколько хуже было бы для Джун, если бы в то время существовал ДНК-тест, если была бы доказана причастность Курта к предполагаемому изнасилованию?
– Вы начали поиск улик, Мэгги, и это снова разбередит ее раны. Такой путь – что ж, это конец.
