– Почти, но не совсем, – откликнулся я.
В этот момент из входной двери поспешно вышел отец Мэгги, заправляя на ходу в брюки белую рубашку.
– Мэгс, – сказал он, от души обнимая ее, и я заметил, что он в кипе, потом он повернулся ко мне, протягивая руку: – Раввин Блум.
– Могли бы сказать, что ваш отец – раввин, – шепнул я Мэгги.
– Вы не спрашивали. – Она взяла отца под руку и представила ему меня: – Папа, это отец Майкл. Он еретик.
– Пожалуйста, скажи, что ты с ним не встречаешься, – пробормотала миссис Блум.
– Ма, он священник. Конечно нет, – рассмеялась Мэгги, когда они направились к дому. – Но готова поспорить, тот уличный актер, который пригласил меня на свидание, теперь кажется тебе более подходящим.
Мы, два служителя Бога, на миг в смущении остановились на подъездной дорожке, и раввин Блум повел меня в дом, в свой кабинет.
– Итак, – начал он, – где же ваш приход?
– В Конкорде, – ответил я, – церковь Святой Екатерины.
– А как вы познакомились с моей дочерью?
– Я духовный наставник Шэя Борна.
Он внимательно посмотрел на меня:
– Должно быть, это нервирует?
– Да, – сказал я, – во многих смыслах.
– Так все-таки да или нет?
– Пожертвует ли он свое сердце? Полагаю, это зависит от вашей дочери.
– Нет-нет, – покачал головой раввин. – Если Мэгги это нужно, она по крупинке сдвинет гору. Я имел в виду, Иисус он или нет?
Я заморгал:
– Никак не ожидал услышать подобный вопрос от раввина.
– В конце концов, Иисус был иудеем. Взгляните на факты: Он жил у себя дома, занимался делом отца, считал свою мать девственницей, а мать считала Его Богом.
Раввин Блум улыбнулся, вызвав мою ответную улыбку.
– Ну, Шэй не проповедует деяния Иисуса.
– И вы знаете это наверняка? – рассмеялся раввин.
– Я знаю, о чем говорится в Священном Писании.
– Никогда не понимал людей – иудеев или христиан, – воспринимающих Библию как непреложные факты. Слово «Евангелие» означает «благая весть». Это способ видоизменить историю, адаптировать ее для аудитории, к которой вы обращаетесь.
– Не сказал бы, что Шэй Борн появился, чтобы адаптировать историю Христа для современного поколения, – откликнулся я.
– В таком случае непонятно, почему столько народу ломится в его балаган. Похоже, для них менее важно то, кто он такой, чем то, каким они хотят его видеть. – Раввин Блум принялся рыться на книжных полках; достав запыленный том, он пролистал его и нашел нужную страницу. – «Иисус сказал ученикам Своим: Уподобьте Меня, скажите Мне, на кого Я похож. Симон Петр сказал Ему: Ты похож на ангела справедливого. Матфей сказал Ему: Ты похож на философа мудрого. Фома сказал Ему: Господи, мои уста никак не примут сказать, на кого Ты похож. Иисус сказал: Я не твой господин, ибо ты выпил, ты напился из источника кипящего, который я измерил»
[14]. – Раввин захлопнул книгу, а я попытался осмыслить услышанное. – История всегда пишется победителями, – сказал раввин Блум. – Это был один из неудачников.
Он протянул мне книгу как раз в тот момент, когда Мэгги просунула голову в комнату:
– Папа, ты не пытаешься сбыть с рук очередной выпуск «Лучших еврейских шуток „Тук-тук“»?
– Ты не поверишь, но у отца Майкла уже есть подписанный экземпляр. Ужин готов?
– Однозначно.
– Слава Богу, а то я уже подумывал, не кремировала ли мама тилапию.
Мэгги вернулась на кухню, а раввин Блум обратился ко мне:
– Что ж, вопреки тому, как вас представила Мэгги, вы не кажетесь мне еретиком.
– Это долгая история.
– Думаю, вы знаете, что слово «ересь» происходит от греческого слова, означающего «выбор», – он пожал плечами, – это удивительно. Но вдруг идеи, всегда считавшиеся кощунственными, вовсе не кощунственны – просто это идеи, с которыми мы прежде не сталкивались? Или идеи, с которыми нам не позволяли сталкиваться?
У меня было ощущение, что книга, переданная мне раввином, жжется.
– Проголодались? – спросил Блум.
– Ужасно, – признался я, направляясь за ним следом.
Джун
Когда я носила под сердцем Клэр, врачи сказали, что у меня диабет беременных. Честно говоря, до сих пор не верю, что это правда, – за час до взятия анализа я водила Элизабет в «Макдоналдс», где допила за ней лимонад «Хай-си», полстакана которого достаточно, чтобы вызвать у человека диабетическую кому. Тем не менее, когда акушер-гинеколог сообщила мне результат, я делала то, что было велено: придерживалась строгой диеты, от которой постоянно испытывала голод, дважды в неделю сдавала анализ крови и при каждом визите в больницу, затаив дыхание, смотрела, как врач проверяет внутриутробное развитие ребенка.
Светлая сторона? Мне делали многочисленные УЗИ. Помимо обязательного для всех будущих мам УЗИ на двадцатой неделе, я продолжала получать обновленные портреты моей крошечной дочери. Мы с Куртом настолько привыкли наблюдать по ним за процессом роста плода, что Курт перестал ходить вместе со мной к гинекологу каждую неделю. Он обычно присматривал за Элизабет, пока я ездила на прием, где в кабинете врач водила по моему животу зондом, а на экране высвечивалась ступня, локоть или контур носа ребенка. На восьмом месяце беременности изображение не было таким, как на снимке в двадцать недель: видны были волосы, большие пальчики, контур щеки. На мониторе малышка выглядела такой реальной, что временами я забывала, что она все еще внутри меня.
– Осталось недолго, – сказала врач в тот последний день, мягкой мочалкой стирая гель с моего живота.
– Легко вам говорить, – отозвалась я. – Вам не надо бегать на восьмом месяце за семилетней озорницей.
– Это мы уже проходили, – улыбнулась она, протягивая мне распечатку с изображением личика ребенка.
Взглянув на него, я затаила дыхание – настолько этот новый младенец был похож на Курта и совершенно не похож на меня или Элизабет. У ребенка были широко расставленные глаза, ямочки на щеках, как у Курта, заостренный подбородок. Я положила снимок в сумку, чтобы потом показать мужу, и поехала домой.
Улица, перекрестная с моей, была вся забита машинами. Я подумала, что дело в ремонте: в округе заново асфальтировали дороги. Автомобили выстроились в очередь и еле ползли, люди в них слушали радио. Минут через пять я начала волноваться. В тот день Курт был на дежурстве и рано пошел на ланч, чтобы я могла съездить на обследование, оставив Элизабет с ним. Если бы я не попала вскоре домой, он опоздал бы на службу.
– Слава богу, – сказала я, когда поток машин начал медленно двигаться.
