Однако, возможно, встретив Джун лицом к лицу, Шэй увидит разницу между человеческим прощением и Божественным. Может быть, сам факт пересадки сердца убийцы в грудь ребенка в буквальном смысле покажет, как из зла может расцвести добро. И биение пульса Клэр умиротворит Джун в большей степени, чем любая предложенная мной молитва.
Не исключено, что Шэй действительно знает об искуплении больше, чем я.
Он стоял у стены из шлакобетона, прикасаясь к цементу кончиками пальцев, словно мог прочитать историю людей, живших здесь до него.
– Я попробую, – сказал я.
Какая-то часть меня понимала, что я должен рассказать Мэгги Блум о своем участии в суде, приговорившем Шэя Борна. Одно дело – утаить правду от Шэя, и совсем другое – поставить под угрозу судебный процесс, затеянный Мэгги. К тому же моей задачей было сделать так, чтобы Шэй перед смертью примирился с Богом. Я знал, что стоит мне рассказать Мэгги о моей причастности к делу Шэя, как она отвернется от меня и найдет ему другого духовника. Я долго и усердно молился об этом и до сих пор хранил свою тайну. Господь хочет, чтобы я помог Шэю, или в этом я себя убеждал, поскольку не хотел признаться себе, что сам пожелал помочь Шэю, потому что подвел его в первый раз.
Офис Американского союза защиты гражданских свобод помещался над типографией, и там пахло тонером и свежей краской. Он был заполнен комнатными растениями на разной стадии умирания, и почти все пространство занимали картотечные шкафы. За стойкой сидела помощница юриста, неистово барабанившая по клавиатуре компьютера.
– Чем могу вам помочь? – спросила она, не удосужившись даже взглянуть на меня.
– Я пришел к Мэгги Блум.
Помощница подняла руку, продолжая печатать другой, и показала большим пальцем налево. Я двинулся по коридору, переступая через коробки с папками и стопки газет, и нашел Мэгги за рабочим столом. Она писала что-то в блокноте и, увидев меня, улыбнулась.
– Послушайте, – сказала Мэгги доверительным тоном, – у меня потрясающая новость. Думаю, Шэй может быть повешен. – Она вдруг побледнела. – Я не то имела в виду. Ну… вы знаете, что я имела в виду.
– Зачем ему это?
– Затем, что тогда он сможет стать донором сердца. – Мэгги нахмурилась. – Но сначала нам следует добиться от тюрьмы разрешения отправить его на обследование, чтобы убедиться, что его сердце не слишком большое для ребенка…
Я затаил дыхание.
– Послушайте… Нам надо поговорить.
– Не часто ко мне на исповедь приходит священник, – пошутила Мэгги.
Она не знала и половины всего.
Дело не в тебе, напомнил я себе, сосредоточившись на мыслях о Шэе.
– Борн хочет сам спросить Джун Нилон, не примет ли она его сердце. К несчастью, его посещение не входит в список ее первоочередных дел. Скажите, можно ли попросить, чтобы суд ходатайствовал о проведении этих переговоров?
Мэгги прикусила губу.
– Вы действительно считаете, что Шэй – самая подходящая персона для передачи ей этой информации? Не понимаю, как это поможет нашему делу…
– Послушайте, я знаю, вы выполняете свою работу, – сказал я, – но я тоже выполняю свою. Для вас, может быть, не так важно спасение души Шэя, но для меня это вещь критическая. В настоящий момент Шэй убежден, что пожертвование сердца – единственный путь спастись. Но существует большая разница между милосердием и спасением.
Мэгги сложила руки на столе:
– И в чем же она?
– Понимаете, Джун может простить Шэя. Но лишь Господь может искупить его вину. И это не имеет никакого отношения к пожертвованию сердца. Да, это станет прекрасным самоотверженным актом на земле. Но не закроет его долга перед семьей жертвы и не обязательно позволит набрать очки в глазах Бога. Спасение не является личной ответственностью. Человеку не нужно добывать спасение. Оно дается ему Иисусом.
– Значит, – сказала она, – вы не считаете его мессией.
– Нет, полагаю, это весьма опрометчивое суждение.
– Обойдемся без проповедей. Я была воспитана в иудейской вере.
У меня вспыхнули щеки.
– Я и не думал.
– Но теперь я атеистка… – (От изумления я открыл рот.) – И я последний человек на свете, который поверил бы, что Шэй Борн – воплощение Иисуса…
– Ну разумеется, нет.
– …но не потому, что мессия не может воплотиться в преступнике, – уточнила она. – В этой стране полно невиновных людей, приговоренных к смертной казни.
Я не собирался говорить ей, что знаю о виновности Шэя. Я изучал вещественные доказательства, я слушал показания свидетелей, я приговорил его.
– Это не тот случай.
– Тогда как вы можете быть уверены, что он не тот, за кого его все принимают? – спросила Мэгги.
– Потому, – ответил я, – что у Бога был единственный Сын, дарованный нам.
– Верно. И – поправьте меня, если ошибаюсь, – это был тридцатитрехлетний плотник, которому был вынесен смертный приговор и который совершал чудеса направо и налево. Ну да, все так. Ничего похожего на Шэя Борна.
Я подумал о том, что сказал Ахмед, и доктор Периго, и надзиратели. Так называемые чудеса Шэя Борна совсем не были похожи на чудеса Иисуса… или были? Превращение воды в вино. Насыщение многих практически ничем. Исцеление больных. Обретение слепыми – или, в случае Кэллоуэя, предвзятыми – способности видеть.
Как и Шэй, Иисус не приписывал себе этих чудес. Как и Шэй, Иисус знал, что умрет. В Библии сказано, что Иисус должен вернуться. Но хотя в Новом Завете ясно говорится об этом пришествии, непонятно, когда и как это произойдет.
– Он не Иисус.
– Ладно, – согласилась Мэгги, поднимая руки.
– Нет, – подчеркнул я.
– Поняла.
– Будь он Иисусом… будь это второе пришествие… было бы вознесение и воскрешение, и мы не сидели бы здесь за мирной беседой.
Однако в Библии ничего не сказано о том, что перед вторым пришествием Иисус не заглянет к нам посмотреть, как обстоят дела на земле.
Полагаю, в этом случае имеет смысл явиться инкогнито, чтобы выдать себя за человека, на которого никто не подумает, что он мессия.
Боже правый, о чем это я?! Я потряс головой, чтобы она прояснилась.
– Дайте ему один раз встретиться с Джун Нилон, прежде чем вы будете ходатайствовать о пожертвовании органа. Это все, о чем я прошу. Я хочу того же, что и вы: чтобы был услышан голос Шэя, девочка была спасена и отменена смертная казнь. Я хочу также быть уверенным, что если Шэй станет донором сердца, то сделает это, исходя из правильных побуждений. А значит, душевное здоровье Шэя не будет связано с юридической стороной этой кутерьмы.
– Я не могу, – сказала Мэгги. – Это самое сложное в моем деле. Послушайте, для меня не важно, считаете ли вы Шэя Иисусом, или Шэй считает себя Иисусом, или он просто чокнутый. А важно то, чтобы в сложном механизме исполнения высшей меры наказания не затерлись права Шэя. И если мне придется принять за факт, что люди считают его Богом, я это сделаю.
