Она подходит к стеклянному резервуару с водой и сачком ловко вылавливает темно-серую рыбу – плоскую, размером в половину ладони, с покрытой странными складками шкурой. Держа ее за хвост, поворачивается к ~нему~.
– Подставляй шею, Фейра. И молись Заступнице, чтобы ты не оказался из тех пяти процентов навигаторов, которые сразу сходят с ума.
– Он~ медленно расстегивает верхнюю пуговицу на рубашке, не сводя взгляда с черноволосой – или с того, что она держит в руке?
– Куда вероятнее, что я превращу тебя в пепел. Не боишься?
– О-о… – Она снова смеется, на этот раз гораздо правдоподобнее. – Это было бы слишком просто. Нет, мой жребий предначертан, и он совсем по-другому выглядит. Ну что, готов? Закрой глаза и подумай… о море. Скажи ей что-нибудь хорошее, чтобы не испугалась. Не то чтобы мне было до этого дело – просто я хочу побыстрее перейти к самому интересному.
– Он~ опускает голову, обнажая заднюю сторону шеи, словно перед палачом.
И миг спустя ремора присасывается к нему – к ней – к ним…
* * *
– Нет, – сказал Бэр. – Он запретил.
– Почему? – спросила Эсме. – Он же не на борту?
Они стояли на причале, у которого пришвартовалась «Невеста ветра». Гроган выглядел таким же невозмутимым, как всегда, а Кай и Гвин – слегка растерянными. Все трое, каждый на свой лад, заверили целительницу, что капитан приказал им сойти с корабля и не возвращаться туда самое малое пять часов.
– Но почему? – снова повторила Эсме.
Гвин, почти такой же высокий и широкоплечий, как гроган, сказал, хмуря кустистые брови:
– Какая разница? Приказ есть приказ.
Теперь нахмурилась Эсме. Кристобаль отстранился от нее после вчерашнего разговора, не обращался к ней даже мысленно. Словно чего-то боялся. Может быть, рассердился из-за того, что она делала накануне на борту фрегата?
Похоже, выхода нет. Надо подождать и выполнить задуманное, потому что ей определенно не хватит отваги поговорить с ним по душам о том, что она хочет узнать…
– Можем прогуляться, – предложил Кай. – Эти стражники все равно никого не пустят на борт, так что нам нет смысла тут околачиваться целых пять часов.
«Пять часов, – мысленно повторила целительница. – Чем же он собирается заниматься так долго?»
Вслух она сказала:
– Вы идите, а я останусь тут. Мне совершенно нечего де…
И внезапно Эсме ощутила такую сильную боль, словно ей в висок вонзилась толстая стальная игла. Гроган зарычал и схватился за голову, Кай побелел, а Гвин выругался сквозь стиснутые зубы. Спустя долю секунды «Невеста ветра» дернулась на привязи так, что доски причала подпрыгнули, но сам он устоял. Паруса фрегата затрепетали, как листья на ветру, абордажные крючья вздыбились, и даже броневые чешуйки, обычно плотно прилегающие к бокам, приподнялись, демонстрируя серую нежную плоть у основания. Левый глаз – тот, который они видели, – закрылся, потом открылся, и Эсме померещилось, что обычно бесстрастный взгляд фрегата выражает немыслимый испуг.
Целительница, превозмогая боль, шагнула вперед, ближе к фрегату, рассчитывая уловить хоть какие-то мыслеобразы и понять, что происходит. Кто-то из товарищей схватил ее за руку, но она вырвалась и все-таки подошла почти к краю причала. Ей в лицо уставился свирепый шип с крючком на конце. Она закрыла глаза. «Невесту ветра» окружило мутное облако мельчайших мыслеобразов, похожее на взбаламученный песок; толку от этих обрывков и осколков не было никакого: они даже не выражали законченных мыслей или понятий. Эсме раньше не приходило в голову, что образ – будь то воспоминание о чем-либо реальном или плод воображения – можно разделить на такие вот мелкие и бессмысленные части, и от одного взгляда на них ее замутило. И все-таки она сумела найти в себе силы, чтобы собраться и мысленным усилием потянуться дальше, глубже…
Фрегат был в смятении.
Сперва она не поняла, в чем причина, – ведь «Невесте ветра» не было больно, никакая морская тварь не подкралась к ней тайком, не вернулась корабельная чума, не промелькнул на горизонте зловещий белый призрак. И все-таки Эсме ощутила, что на живой корабль воздействует некая странная сила, для которой не нашлось не то что названия, но даже подходящего образа. Эта сила все время ускользала от мысленного взгляда, держась как будто у самой границы поля зрения, так что ощутить ее можно было лишь с помощью какого-то другого, тоже неназываемого чувства. Справившись с паникой, Эсме вынудила себя дышать ровнее и прислушалась к собственным ощущениям. Да… не зря ей почудилось, что загадочное нечто стоит совсем рядом, за спиной, чуть высовываясь из-за плеча, но прячась от прямого взгляда. Источник смятения и страха располагался где-то внутри нее самой. Точнее, внутри «Невесты ветра» – ведь сейчас она испытывала то же самое, что фрегат. Продолжая следить за дыханием и держа свой страх железной хваткой, целительница обратила мысленный взор на себя и увидела нечто настолько несуразное, что едва не расхохоталась.
У нее было четыре руки. И четыре ноги.
Да-да – все ее тело как будто раздвоилось, породив причудливое ощущение, похожее на боль от слишком усердной щекотки. Или на дрожь, что пробегает по коже, стоит подуть слишком холодному ветру посреди жаркого дня. Что это значит? Что затеял Кристобаль и почему он снова рискует фрегатом и их жизнями?
Чувствуя, как в глубине души смятение и паника уступают место гневу, она принялась шептать «Невесте ветра» что-то утешительное, называть ее всевозможными ласковыми словами, которые не очень-то подходили трехмачтовой громадине, но интонация была важнее смысла. Эсме успокаивала фрегат, как успокаивают лошадь, испугавшуюся змеи, что проползла через дорогу и скрылась из вида. Что бы ни устроил капитан – а поговорить об этом, конечно, придется, – непосредственной угрозы явно не было, и лучше уж помочь ему и «Невесте ветра» быстрее пройти странное испытание, чем наблюдать, как живой корабль мучается от страха.
И, сама того не желая, с каждым ласковым словом, каждым мысленным поглаживанием колючей шкуры и трепетных парусов Эсме все сильнее погружалась в сознание фрегата, который впервые открылся ей до конца. Вокруг целительницы теперь витали образы, одновременно знакомые и чужие: чьи-то лица, загорелые, в шрамах, суровые и смеющиеся, молодые и зрелые, искаженные болью и умиротворенные смертью; чьи-то руки – а в руках сабли, ножи, канаты, золото; чьи-то слова, такие разные слова… Она побывала в сотне разных мест за один миг и увидела тысячу рассветов и закатов; она услышала, как на разные лады шумит прибой у гранитных, песчаных или галечных берегов. Нынче утром, размышляя о том, сколько городов ей довелось посетить менее чем за год, она сочла себя опытной путешественницей. Но теперь ей стало до боли понятно, что мир на самом деле куда огромнее и многообразнее, чем можно было бы предположить, и что ей открылась даже не десятая его часть. О да, за четыре десятилетия в море «Невеста ветра» и ее навигатор много где побывали…
