Соседи шуршали газетой, раздвигая закуску, долго расчищали место для выпивки, мутили чего-то шепотком, но я слышал:
– По мне, так я бы для думцев ввел предварительное, до выборов, тестирование. На предмет культурности там, грамотности и вообще знаний. В целом.
– А кто тестировать-то будет?
– Да найдётся кому.
– Ну, если найдётся, то без органа… ха… мы останемся.
– А так, бля, значит лучше, когда на бездумье и… этот депутат?
– Ты это о ком сейчас?
– Не скажу. Он, говорят, с прокурором, бля, «по васям».
– Тогда молчи лучше.
– А я сказал чего?
– Тогда за несказанное. Будем.
– Будем… или нет? Это тебе, бля, не какой-нибудь там гамлетовский вопрос, на который ему отвечать! Наш-то где выбор?
Мой товарищ отправился к стойке, вчера он угощал, а за соседним столиком вдруг кто-то не удержался да как сказанёт в полный голос:
– Заебали уже всех эти братья-кролики!
Или «заебли» сказал? Точно не помню, хотя эмоциональный окрас разный, и это важно, но в общем и целом зло прозвучало. Мне показалось, я с ходу въехал, о ком это они, даже поразиться успел собственной проницательности. Подумал в тот момент, кролики, не «братья», обыкновенные навеяли: а что, если написать в завещании «Прошу после моей смерти сделать меня мягкой игрушкой»? Разыщется в отечественном симбиозе науки с промышленностью нужная технология или нет? Товарищ мой тоже расслышал реплику. Вернулся быстро, с пустыми руками и совсем не похожими на мои мыслями. Буркнул недобро в сторону обозлённых:
– Провокаторы, мать их…
И мне:
– Видишь как зыркают по сторонам. Чего ты туда уставился… Мало тебе в жизни проблем?!
То есть он тоже понял, о ком это, и шёпотом предложил от греха подальше валить по домам:
– Не зря они к нам присоседились. Видишь – пусто вокруг, а они к нам поближе. Воронье, на дохлятину падко, чуют слабое звено.
Я попытался ему оппонировать тем, что воронам цепи не по клюву, поломаются, но ничего не добился, кроме дурного слова в свой адрес. Дурного, но не настолько, чтобы обидеться.
– Может, еще песняка задавишь, а? Про чёрного ворона. Орнитолог хренов… Не догуляли, зато в своих постелях проснёмся и без политики.
Так я был урезонен.
«Вот ведь нашёл повод подорвать веселье. Это ведь совсем не по-нашему. Не по-русски. Не русский, наверное…» – подумалось при отступлении. Как из ведра окатило.
– Эй, Кимыч! Ты что, кореец грёбаный, совсем не русский, что ли? – спросил я о важном. И в тот же миг, еще до ответа, сам обо всем догадался. Не народ – богоносец.
– А ты – богоносец… Вчера ссал у храма. Смотрел мечтательно на купола, я аж умилился, и ссал. Рожа такая счастливая…
– Что ты знаешь о природе счастья, несчастный?
– Ну, понеслось…
– Народ – богоносец… Палка в бочке с дерьмом под названием мир. Кто только ею не орудует. Все кому не лень.
– О-о…
– Вот тебе остаётся что «окать». В данный исторический момент я определяюсь как микрофрагмент… Заметь, – выговорил, не запнулся… – Еще раз: микрофрагмент древесины, то есть пресловутой палки. Но чаще – субстанцией, которую размешивают. Всякий раз задумываюсь: которое амплуа должно меня возвышать?
– Кто в твоей-то башке палкой размешивает, чучело?
– Известно кто. А сейчас ты. Только вдумайся: рука Аллаха в голове, подчинённой совсем другому.
– Твою же ж мать… Какой Аллах?!
– Ну, хорошо, пусть будет Будда, шаман ты чёртов.
Такие у нас трудности в отношениях. Я-то поболтать горазд куда больше Кимыча. Вот и приходится додумывать диалоги. А иногда и полностью их сочинять. Но это нас не портит. Меня точно не портит. Про корейца наверняка не скажу.
87
Понял наконец, откуда знаю, как будет по-корейски «привет!». Можно не проверять и не проверяться. Хотя к кардиологу надо бы заглянуть. Это ко времени. Пусть напишет, что мне категорически нельзя волноваться. Я бумазею издателю перешлю, который ничего не обещал, а копию на работу. Нет, наоборот, оригинал – на работу. Пусть не подсовывают «политику». Только «культуру» буду редактировать. Или технические статьи. Работать с техническими статьями – первостатейное, простите за тавтологию, удовольствие. Вот совсем свежий пример, запомнившаяся выдержка из авторского текста. «Если аквариумная рыбка плавает брюшком вверх, то не факт, что она сдохла. Возможно, что мир идёт ко дну и желает лицезреть рыбку в привычном для него, мира, ракурсе – со спины». Автор, к слову сказать, академик. Правда не из той организации, где битва за металл стала главной наукой, а из своей личной академии, самолично автором учреждённой. Одно неоспоримое преимущество: в этой «карманной» академии нечего делить. Идиотизм ведь един и неделим! Или я заблуждаюсь?
Главное, чтобы никаких министров, никакого воровства… И уж, конечно, в первую голову никакой… Большой Энциклопедии Коктейлей. Настолько волнительно. Я над ней полгода корпел. Чуть с ума не сошёл. Тё, он же Кимыч, выпрашивал вычитанный мною материал на дом. Говорил, что для расширения кругозора. Всякий раз возвращал изученное без комментариев, без эмоций, безразлично так пожимал плечами, что должно было означать истончение желания продолжать знакомство с алкогольной камасутрой, но на удивление не означало. Одно слово – азиат. Из какого он там родом города. Помню, что смешное, но я, чтобы не обидеть, сдержался.
– Типа Бздюкова… – зачем-то сказал вслух.
Предупреждающе поднятой ладонью я охладил пыл Хомячуры, всегда готового непринуждённо потрепаться с просвещённым человеком, только дай слабину, и принялся складывать слова, как в старину, без записи.
«Жители города Бздюкова были нагловатыми, удивительно расчетливыми и при этом пугливыми гражданами. Ни один городок от края до края необъятной страны не давал ей лучших чиновников, и бздюковчане ценились во власти на вес золота. Они и сами о себе знали то, о чем людям скромным не положено ни думать, ни говорить. Поэтому нимало не беспокоились ни о карьерах, ни о желанных сытости и достатке. Бздюковчан было мало. Карьеры поднимали их к вершинам власти, а житейские трудности не оскорбляли визитами их дома и жилища их близких. Бздюковчане рождались и жили с уверенностью, что все так и так сложится. И они не обманывались – складывалось. Правда, для того чтобы все сложилось наилучшим образом, требовалось покинуть родные улицы, переулки, тупички и единственный на весь Бздюков проспект имени Героев Русско-турецкой войны 1806 года, на которую были призваны трое горожан. Свидетельств их героизма история не сохранила, однако никем другим, иначе как героями, бздюковчане своих земляков не мыслили. Они и сейчас покидали свой город исключительно ради страны, а значит тоже отправлялись на подвиг, бережно храня в заплечной таре непременную тоску по родным краям. Тару намеренно оставляли открытой, чтобы всяк в нее мог заглянуть и убедиться: оттуда. Понимали при этом, что если неустанно повторять себе, насколько сильно любишь свою «малую» родину, да еще и другим напоминать о бесспорной избранности этого места, то можно… забыть про него на хрен и наслаждаться бесценными дарами положения в столице. А слова? Их можно говорить, но не думать».
