В отличие от поливалки вагоновожатый крутит башкой безо всякой общественной пользы. С другой стороны, на клумбе я его совсем не вижу. Крупноват. Вот на границе… С пулемётом на шлеме. И коварный враг окружил… Нет, не окружил, в клещи взял. За спиной, куда голова не поворачивается, по-прежнему родная земля. А в Кремль мужика не возьмут, в Кремле уже есть вагоновожатые. И смотреть там принято только в одну сторону.
Если серьёзно, то какой нам ущерб от трамвая с его странным водилой? Ну да, препятствуют гражданам ощущать себя людьми двадцать первого века. Мне уж точно мешает. Но это отдельная тема. Если сжато, то слишком старый трамвай. Хлам. Рухлядь. Реликт совершившего суицид времени. В двадцать первом веке, среди разных «нано» такому трамваю быть совсем не пристало. Он один вынуждает огульно клеймить новости о повсеместных успехах страны «наглым враньём». А ведь это не так! Словом, совершенно оппозиционное транспортное средство.
Все же наблюдать за чудным вагоновожатым забавно. Я воображаю как однажды, когда павильон «Трамвайная остановка» только-только открылся, он впервые узрел нашу честную компанию. И подумалось ему верное: «Надо бы присоединиться к мужикам. Нормальные вроде бы мужики. Хорошие даже. Тогда вечера скрасятся, тоже станут хорошими. Потому что не могут с такими вот мужиками по-другому вечера сложиться». Отчего-то в первый вечер передумал, не собрался, а может что помешало. На второй день засмущался к чужим людям присосеживаться. А с третьего и «далее без остановок» погряз в опасениях неприязни, грубости извне, то есть нашей и своих законных обид. Мол, примутся «хорошие мужики» ржать, пальцем тыкать: «Вон он, у которого “качан” на шарнире!» Кто знает, может, и не зря отказался мужик от затеи. Народ у нас, сколько его ни познавай, всегда неожиданной резкостью огорошить может. Но если по уму рассудить и с привлечением личного опыта, то скорее всего в глухой завязке вагоновожатый.
Иногда, чтобы зримо установить связь между странно завершившейся исторической эпохой – от которой всего-то и остались, что разуверившиеся в себе коммунисты да мой непутёвый трамвай, – и сегодняшним днём, то бишь современностью, я выкладываю на процарапанную до кости столешницу свой мобильник. Он банкрот, на счету второй месяц нет денег, батарею тоже не заряжаю – зачем? Зачем вообще запитывать электричеством это маленький, зараза, символ сметённых границ, за которыми не так давно еще теплилась частная жизнь? За… за… за… Сплошные «за» в этой мысли. А я против! Мне кажется, что ископаемый трамвай и его вагоновожатый видят гладенький, сильно умный обмылок и тушуются, смущаются своей архаичности. Телефон я пристраиваю на столе так, чтобы он и трамвай одновременно находились в поле моего зрения. Такую выстраиваю незатейливую визуальную связь времен. Хотя вполне можно было бы испить «фрэша» под киношку с Жаном Маре. Кстати, великий француз самому понятию «связь» невольно придал бы щепотку пикантности. До сих пор в голове не укладывается…
82
Ещё здорово наблюдать за трамваем через влажный бок наполненного графинчика. Все нечётко, как и должно быть, когда смотришь в прошлое. От этого особенно отчётливо понимаешь, что в этой туманной размытости пути туда уже не сыскать. Нет… не то чтобы возвращение в прошлое было совсем невозможным. Как раз наоборот. И получается это, как ни парадоксально, быстрее и проще, чем вперёд двигаться. Такая вот до жути странная историческая физика. Правда, прошлое в сегодняшнем дне выходит какое-то пародийное, ряженое, неуютное и мне совершенно не интересное. Я о другом прошлом. О том, когда мы были молоды, беззаботны, счастливы, распираемы изнутри от надежд и амбиций. Это его я через графин в упор не вижу. Что странно, поскольку серьёзную оптику протирают спиртом. Правда, товарищи намекнули, что у меня на сей счёт доисторические сведения. То есть спиртом оптику протирали «при динозаврах»?
«Почему, когда хотят уличить в дремучести, то вспоминают о динозаврах, а не о лесах и не о Петре Первом?»
«Станет нашим президентом швед, тут и сменит Пётр Лексеич динозавров».
«Уморил».
Однако же я по простоте душевной упорно продолжаю завидовать людям удивительной, редкой профессии – протирщикам оптики. И жалею, что сам не так, как следовало бы, с делом жизни определился. Траченая молью печаль пеленает мою податливую душу, как тело упаковывают на карнавал в музейный офицерский мундир. И вот уже опустел графинчик, и в давно в неведомое далеко ушлёпал на стыках торопыга-трамвай. А без него и смотреть не на что. Покрутил в руке графинчик, натекло на слезу кузнечика, и отставил его.
83
Чего только не роняем мы, мужики, на землю в «Трамвайной остановке»: перчатки там, шарфы, мелочь всякую. Бывает, что тарелки с едой смахиваем, в запальчивости делясь чем-то наболевшим. Товарищей? Тоже бывает. Реже, чем перчатки, но чаще тарелок. Графинчики же – их в заведении всего-то семь штук – никто ни разу не уронил. Не было такого на моем веку. Впрочем, я не летописец, так что вполне мог проморгать историческое. Гранёные стопки – в такие очень давно семечки насыпали, если «маленький» брал, они в комплекте с графинчиками идут, – было дело, летели на землю. Они, конечно, натуральные крепыши, разными переделками пытанные, но годы так и так берут своё. Сколы по кромке почти на всех. Для рук-губ не опасные, если с техникой безопасности ознакомлен, а уж мы-то будь здоров!
Люди судачат, что графинчики заговорённые. Люди не знают про пузырьки внутри. А я молчу. Хомячура, тот один знает, только с ним я поделился секретом. Но он тоже молчит. В этом небесный промысел, как ни странно, на моей стороне. Сто к одному: награди господь Хомячуру даром речи – более трепливого хомяка не сыскалось бы на земле. А пока он ни на одном допросе не расколется. Мучать же животное подло, он и без того по жизни – хомяк.
Что-то Хомячура зашухарился. Едва заметно приоткрываю один глаз, без очков все одно могу лишь силуэт различить, но мне, с моим опытом хомяковладения, и силуэта достаточно, чтобы убедиться, что хомяк в порядке. Просто у него тоже воскресенье.
«Лентяй. Весь в хозяина».
«Так народной традицией предписано».
Да и что с ним может приключиться, в клетке-то. Словом, грамотно силуэт различил, до мельчайших деталей. Однако гуманно, по-человечески.
84
Клянусь, не встречал больше в городе уличных забегаловок, чтобы водку подавали в графинчиках. Тем более вот так, чтобы безбоязненно разрешали наружу, на уличные столики выносить. Нонсенс, если не покидать ложе здравого смысла. С новичков, хотя на вид они очень даже бывалые, или с предположительно ненадёжных граждан, которые при тёртых портфелях и застиранных галстуках, в «Трамвайной остановке» берут залог. Это нормально. Деньгами берут, но можно часы заложить. Зимой шапка сойдёт, если не кролик. Кроличий мех почему-то не ценится. Я бы на месте кроликов обиду затаил. Джорджи Армани их ценит, а Резо нет. Фамилия этого милого человека мне неизвестна, Резо и Резо. А ведь он для меня не чета модельеру, он мне как брат, отец и благодетель в одном лице. Где справедливость? Хотя можно с другой стороны посмотреть. Если человеку для жизни и узнаваемости достаточно имени, когда вокруг все с фамилиями, а кое-кто и с отчествами, и все в общей унылой массе… А он просто Резо. Это ведь ни к чему не обязывает, но я уверен, что открывает доступ ко многим правам.
