– Ты здесь одна? – спросил он. – Твоя домовладелица в Су-Фолсе сказала, что ты уехала одна.
– Кэрол в результате не смогла прилететь.
– А-а. И ты решила ещё побыть здесь?
– Да.
– До каких пор?
– Примерно до этих самых. Я еду обратно на следующей неделе.
Дэнни слушал, не сводя с неё тёплых, тёмных глаз, безо всякого удивления.
– А что, если тебе взять да поехать на Запад вместо Востока и провести немного времени в Калифорнии? Я получил работу в Окленде. Должен там быть послезавтра.
– Какую работу?
– Исследовательскую – как раз то, чего хотел. Я сдал экзамены лучше, чем ожидал.
– Ты первый на курсе?
– Не знаю. Сомневаюсь. Оценки выставлялись иначе. Ты не ответила на мой вопрос.
– Я хочу вернуться в Нью-Йорк, Дэнни.
– А-а. – Он улыбнулся, глядя на её волосы, на губы, и ей вдруг пришло в голову, что Дэнни никогда прежде не видел её с таким количеством косметики на лице. – Ты выглядишь неожиданно взрослой, – сказал он. – Ты изменила причёску, да?
– Немного.
– Ты больше не кажешься испуганной. Или даже такой уж серьёзной.
– Мне это приятно. – Рядом с ним она чувствовала застенчивость, но при этом и странную близость, заряженную чем-то, чего у неё никогда не было с Ричардом. Некой интригой, и ей это нравилось. «Чуточка соли», – подумала она. Она посмотрела на лежащую на столе ладонь Дэнни, на выпуклую крепкую мышцу под большим пальцем. Она вспомнила его руки у себя на плечах в тот день в его комнате. Это было приятное воспоминание.
– Ты ведь немножечко по мне скучала, а, Терри?
– Конечно.
– А ты никогда не думала, что я могу быть тебе в какой-то мере небезразличен? Как Ричард, например? – спросил он с ноткой удивления в голосе, словно эта мысль ему самому показалась фантастичной.
– Не знаю, – поспешно ответила она.
– Но ты ведь больше не думаешь о Ричарде, правда?
– Ты и сам знаешь, что нет.
– А о ком тогда? О Кэрол?
Она вдруг почувствовала, как будто сидит перед ним голая.
– Да. Думала.
– А сейчас нет?
Терез была поражена тем, что он произносит эти слова без всякого удивления, не выказывая какого-либо отношения вообще.
– Нет. Это… Я не могу об этом ни с кем говорить, Дэнни, – закончила она, и голос прозвучал в её ушах низко и тихо, как чужой.
– Разве тебе не хочется об этом забыть, если всё уже в прошлом?
– Не знаю. Я не понимаю, что именно ты имеешь в виду.
– Я имею в виду, ты сожалеешь?
– Нет. Повторила ли бы я всё снова? Да.
– В смысле с кем-нибудь другим или с ней?
– С ней, – ответила Терез. Улыбка тронула уголок её рта.
– Но всё окончилось фиаско.
– Да. То есть я бы заново пережила и конец тоже.
– И ты сейчас ещё его переживаешь.
Терез промолчала.
– Ты ещё будешь с ней встречаться? Ничего, что я задаю все эти вопросы?
– Ничего, – ответила она. – Нет, я не буду с ней больше встречаться. Не хочу.
– А с кем-нибудь ещё?
– С другой женщиной? – Терез покачала головой. – Нет.
Дэнни посмотрел на неё и медленно начал улыбаться.
– Вот что важно. Или, скорее, вот почему это неважно.
– В каком смысле?
– В том смысле, что ты так молода, Терез. Ты изменишься. Ты забудешь.
Она не чувствовала себя молодой.
– Ричард тебе что-то рассказал? – спросила она.
– Нет. Как-то вечером, мне показалось, он хотел было, но я оборвал его до того, как он начал.
На губах Терез появилась язвительная ухмылка, она в последний раз затянулась почти догоревшей сигаретой и загасила её.
– Надеюсь, он найдёт кого-нибудь, кто станет его слушать. Он нуждается в аудитории.
– Он чувствует себя брошенным. Его самолюбие страдает. Ты только не думай, что я – как Ричард. Я считаю, что жизнь человека – это его личное дело.
Неожиданно ей на ум пришло когда-то сказанное Кэрол: у всех взрослых есть секреты. Сказанное походя, как и всё, что говорила Кэрол, и отпечатавшееся у неё в мозгу нестираемо, как адрес, который она записала на товарном чеке во «Франкенберге». У неё возникло желание рассказать Дэнни всё – о картине в библиотеке, картине в школе. И о Кэрол – не картине, а женщине с ребёнком и мужем, с веснушками на руках, обыкновением сквернословить и впадать в меланхолию в самые неожиданные моменты, с дурной привычкой потакать её желаниям. О женщине, которая гораздо больше перенесла в Нью-Йорке, чем она – в Южной Дакоте. Она посмотрела на глаза Дэнни, на его подбородок с едва заметной ямочкой. Она поняла, что до этого самого момента находилась под чарами, которые не давали ей видеть никого в мире, кроме Кэрол.
– Ну и о чём ты сейчас думаешь? – спросил он.
– О том, что ты когда-то сказал в Нью-Йорке, о пользовании вещами и выбрасывании их.
– Она так поступила с тобой?
Терез улыбнулась:
– Я так поступлю.
– Так найди того, кого тебе никогда не захочется выбросить.
– Кто не износится, – сказала Терез.
– Ты мне напишешь?
– Конечно.
– Напиши через три месяца.
– Через три месяца? – Но она вдруг поняла, что он имеет в виду. – И не раньше?
– Нет. – Он смотрел на неё прямо, не отводя взгляда. – Это ведь достаточный срок, да?
– Да. Хорошо. Обещаю.
– Пообещай мне кое-что ещё – возьми завтра отгул, чтобы побыть со мной. У меня будет времени до девяти вечера.
– Не могу, Дэнни. Меня ждёт работа, и к тому же я в любом случае должна ему сказать, что через неделю ухожу. – Но настоящая причина была не совсем в этом, она знала. И, возможно, Дэнни, глядя на нее, тоже знал. Она не хотела проводить завтрашний день с ним; это было бы чересчур, он бы слишком напоминал ей о ней самой, а она ещё не была к этому готова.
Дэнни зашёл на склад на следующий день в полдень. Они собирались вместе пообедать, но вместо этого целый час проходили по Лейк-Шор Драйву и проговорили. В девять вечера Дэнни улетел на Запад.
Восемь дней спустя она отправилась в Нью-Йорк. Она задумала перебраться от миссис Осборн при первой же возможности. Она хотела разыскать кое-кого из тех, от кого сбежала прошлой осенью. И будут ещё другие люди, новые люди. Этой весной она пойдёт учиться на вечерние курсы. И надо будет полностью поменять гардероб. Всё, что у неё было сейчас, вещи, какие она могла припомнить, оставшиеся в стенном шкафу в Нью-Йорке, казались детскими – будто она носила эту одежду много лет назад. В Чикаго она походила по магазинам, заглядываясь на вещи, которые пока ей были не по карману. Всё, что она сейчас смогла себе позволить, – это новую стрижку.
