– Дорогая, я должна ехать в Нью-Йорк, – сказала Кэрол.
Терез была уверена, что так и будет. Она подошла к изножью кровати.
– Что ещё сказала Абби?
– Она опять встречалась с этим малым по имени Боб Хавершэм. – Кэрол приподнялась на локте. – Но он знает явно меньше меня на данный момент. Никому, похоже, ничего неизвестно, кроме того, что назревают неприятности. Ничего особенного не может произойти, пока я не приеду. Но я должна там быть.
– Разумеется. – Боб Хавершэм был приятелем Абби, который работал в фирме Харджа в Ньюарке. Ни Абби, ни Харджу он не был близким другом – просто связующее звено, хрупкое звено между ними, тот человек, который сможет хотя бы отчасти понять, что у Харджа на уме, если распознает детектива или услышит обрывок какого-нибудь телефонного разговора. Терез чувствовала, что пользы от этого – почти никакой.
– Абби заберёт чек, – сказала Кэрол, сев на кровати и потянувшись за мокасинами.
– У неё есть ключ?
– Если бы. Ей придётся взять его у Флоренс. Но это ничего. Она скажет Флоренс, что я попросила её выслать мне пару вещей.
– Можешь ей сказать, чтобы она забрала и письмо тоже? Я оставила письмо к тебе в книге, в моей комнате. Прости, что не сказала об этом раньше. Я не знала, что ты пошлёшь туда Абби.
Кэрол взглянула на неё, нахмурившись.
– Что-нибудь ещё?
– Нет. Прости, что не сказала раньше.
Кэрол вздохнула и встала с кровати.
– Ох, давай больше не мучить себя. Сомневаюсь, что они озаботятся домом, но я в любом случае скажу Абби о письме. Где оно?
– В «Оксфордской книге английского стиха». Кажется, я оставила её на бюро. – Она смотрела, как Кэрол обводит взглядом комнату, глядя куда угодно, только не на неё.
– Я всё же не хочу оставаться здесь на ночь, – проговорила Кэрол.
ПОЛЧАСА СПУСТЯ они были в машине и ехали на восток. Кэрол хотела в тот вечер добраться до Де-Мойна. Промолчав больше часа, она вдруг остановила машину у края дороги, склонила голову и сказала:
– Чёрт!
В слепящем свете проезжающих автомобилей Терез видела темноватые провалы под глазами Кэрол. Накануне ночью Кэрол совсем не спала.
– Давай вернёмся в тот последний городок, – сказала Терез. – До Де-Мойна ещё миль семьдесят пять.
– Хочешь в Аризону? – спросила Кэрол так, словно им всего-то и нужно было для этого, что развернуться.
– О, Кэрол… Зачем об этом говорить? – Ею вдруг овладело отчаяние. Руки дрожали, когда она прикуривала. Она отдала сигарету Кэрол.
– Потому что я хочу об этом говорить. Ты можешь не возвращаться ещё три недели?
– Разумеется. – Разумеется, разумеется. Что ещё может иметь значение, кроме того, чтобы быть с Кэрол, где угодно, как угодно? В марте ожидалась постановка Гаркеви. Гаркеви мог порекомендовать её для работы где-то ещё, но с работами всё было сомнительно, а с Кэрол – нет.
– Вряд ли мне понадобится оставаться в Нью-Йорке дольше недели, и это самое большее – с разводом всё решено. Фред, мой адвокат, сегодня мне сказал. Так отчего бы нам не провести ещё несколько недель в Аризоне? Или в Нью-Мехико? Я не хочу болтаться в Нью-Йорке весь остаток зимы. – Кэрол вела машину медленно. Глаза её теперь были другими. Они ожили, так же как и её голос.
– Конечно, я бы этого хотела. Где угодно.
– Хорошо. Выше нос. Едем в Де-Мойн. Поведёшь немного?
Они поменялись местами. Незадолго до полуночи они въехали в Де-Мойн и нашли номер в гостинице.
– А зачем тебе вообще возвращаться в Нью-Йорк? – спросила Кэрол. – Я могу оставить тебе машину, ты подождёшь меня где-нибудь в Тусоне или Санта-Фе, и я к тебе прилечу.
– И оставить тебя? – Терез обернулась от зеркала, перед которым расчёсывалась.
Кэрол улыбнулась.
– В каком смысле оставить меня?
Терез всем этим была застигнута врасплох, и теперь она увидела выражение лица Кэрол, и при том что Кэрол пристально на неё смотрела, она почувствовала себя изолированной, словно Кэрол вытолкнула её в дальний угол сознания, чтобы освободить место для более важного.
– В смысле, вот сейчас тебя оставить, – сказала Терез, снова поворачиваясь к зеркалу. – Нет, может быть, это и хорошо. Так ты быстрее обернёшься.
– Я подумала, что ты можешь предпочесть остаться где-нибудь на западе. Если, конечно, ты не хочешь заняться чем-нибудь в Нью-Йорке в эти несколько дней. – Голос Кэрол звучал непринуждённо.
– Не хочу. – Мысль о холодных днях в Манхэттене, когда Кэрол будет не до встреч с ней, вызвала у неё тоскливый ужас. И ещё она подумала о детективе. Если Кэрол полетит самолётом, она избавится от его навязчивого преследования. Терез тут же попыталась себе представить, как Кэрол прибывает на восток одна, чтобы лицом к лицу встретиться с тем, чего ещё не знает, с тем, к чему невозможно подготовиться. Она представила себя в Санта-Фе, в ожидании телефонного звонка, в ожидании письма от Кэрол. Но представить себя на расстоянии в две тысячи миль от Кэрол было не так легко.
– Только неделя, Кэрол? – спросила она, снова проводя гребешком по пробору, перебрасывая длинные, тонкие волосы на одну сторону. Она пополнела, но сейчас вдруг заметила, что лицо у неё стало худее, и ей это понравилось. Она выглядела повзрослевшей.
В зеркале она увидела, как Кэрол подходит к ней сзади, и ответа не последовало, а последовало наслаждение от скользящих по телу рук Кэрол. Это лишало возможности думать, и Терез вывернулась из объятий резче, чем хотела, и встала у угла туалетного столика, глядя на Кэрол, на мгновение сбитая с толку ускользающим смыслом того, о чём они говорили, временем и пространством, четырьмя футами, разделявшими их сейчас – и двумя тысячами миль. Она ещё раз провела расчёской по волосам.
– Только около недели?
– Я же сказала, – отозвалась Кэрол с улыбкой в глазах, но Терез услышала в реплике ту же жёсткость, что и в собственном вопросе, словно они бросали друг другу вызов. – Если ты против того, чтобы машина оставалась с тобой, я могу договориться, и её перегонят на восток.
– Я не против того, чтобы она осталась со мной.
– И не волнуйся из-за детектива. Я дам Харджу телеграмму, что уже еду.
– Не буду из-за этого волноваться. – Как Кэрол может так холодно к этому относиться, недоумевала Терез, думать обо всём, кроме их расставания? Она опустила расчёску на туалетный столик.
– Терез, ты полагаешь, мне всё это в радость?
И Терез подумала о сыщиках, о разводе, о враждебности, обо всём, с чем Кэрол вынуждена иметь дело. Кэрол дотронулась до её щеки, потом сильно сжала обе щеки ладонями, так, что рот у Терез раскрылся, как у рыбы, и ей пришлось улыбнуться. Она стояла у туалетного столика и наблюдала за Кэрол, следила за каждым движением её рук, ног, пока Кэрол стягивала с себя чулки и снова вставляла ноги в мокасины. С этого момента больше не будет слов, подумала она. Что ещё объяснять, или спрашивать, или обещать словами? Им даже не надо было видеть глаза друг друга. Терез посмотрела, как Кэрол снимает телефонную трубку, потом легла лицом на кровать и так лежала, пока Кэрол бронировала место в самолёте на завтра, один билет, в один конец, завтра в одиннадцать утра.
