– У неё такой серьёзный голос, – сказала Терез.
– Она мне рассказывала во всех подробностях о своём вчерашнем большом дне. Хардж позволил ей прогулять школу.
Терез вспомнила, что Кэрол виделась с Ринди позавчера. Из того, что Кэрол рассказала ей по телефону, Терез поняла, что это была несомненно приятная встреча, но Кэрол не упоминала никаких подробностей, и Терез не стала расспрашивать.
Когда они уже совсем собрались выезжать, Кэрол решила в последний раз позвонить Абби. Терез побрела обратно в кухню, потому что сидеть в машине было слишком холодно.
– Я не знаю никаких маленьких городков в Иллинойсе, – говорила Кэрол. – Почему Иллинойс?.. Хорошо, Рокфорд… Я запомню – буду думать о рокфоре… Разумеется, я буду его беречь. Зря ты не зашла, бестолочь… Что ж, ты заблуждаешься, очень заблуждаешься.
Терез отхлебнула кофе из стоящей на кухонном столе недопитой чашки Кэрол – с той стороны, где был след от помады.
– Ни слова, – подчёркнуто растягивая слова, произнесла Кэрол. – Никто, насколько мне известно, даже Флоренс… Ладно, так и договоримся, дорогая. Ну, всего тебе!
Пять минут спустя они выезжали из городка, где жила Кэрол, по шоссе, отмеченному на карте маршрута красным – шоссе, по которому они будут ехать до Чикаго. Небо было сплошь затянуто облаками. Терез оглядывала уже знакомые ей сельские окрестности – рощицу слева, там, где проходит дорога на Нью-Йорк; высокий флагшток вдалеке – им отмечен клуб, к которому принадлежит Кэрол.
Терез чуть приспустила стекло со своей стороны, и воздух тонкой струйкой проник в машину. Он был холоднющий, и печка приятно грела лодыжки. Часы на приборной панели показывали без четверти десять, и она вдруг подумала о людях, работающих во «Франкенберге», запертых там без четверти десять утра – этим утром, и завтрашним, и тем, что придёт после него, со стрелками часов, контролирующими каждое их движение. Но стрелки часов на приборной панели для них с Кэрол сейчас не значили ничего. Они будут спать или бодрствовать, ехать или оставаться на месте, когда им заблагорассудится. Она подумала о миссис Робичек, которая в эту минуту продавала свитера на третьем этаже, начиная свой очередной год в магазине, свой пятый год.
– Что ты так притихла? – спросила Кэрол. – Что случилось?
– Ничего. – Ей не хотелось разговаривать. И в то же время у неё было чувство, будто тысячи слов забили горло и не дают дышать, и, возможно, только расстояние, тысячи миль, смогут их упорядочить. Возможно, она подавилась самой свободой.
Где-то в Пенсильвании они проехали кусок дороги, бледно освещённый солнечным светом, словно в небе была пробоина, но к полудню пошёл дождь. Кэрол выругалась, однако звук дождя – неровная барабанная дробь по ветровому стеклу и крыше – был приятен слуху.
– Знаешь, что я забыла? – сказала Кэрол. – Плащ. Нужно будет купить где-нибудь.
И Терез вдруг вспомнила, что не взяла с собой книгу, которую сейчас читает. А из неё с обеих сторон торчит вложенный между страниц листок – письмо к Кэрол. Чёрт. Книга лежала отдельно от других, и поэтому Терез о ней забыла и оставила на столике у кровати. Только бы Флоренс не вздумала в неё заглянуть. Терез пыталась вспомнить, называла ли она Кэрол по имени в письме, и не могла. И чек. Она и его забыла порвать.
– Кэрол, ты забрала тот чек?
– Тот, что я тебе дала? Ты ведь сказала, что порвёшь его.
– Я этого не сделала. Он так и остался под скатертью.
– Ладно, это неважно, – ответила Кэрол.
Когда они остановились заправиться, Терез хотела было в продуктовом магазине у заправки купить стаут, который Кэрол иногда любила выпить, но в магазине было только пиво. Она купила одну банку, потому что Кэрол к пиву была равнодушна. Потом они съехали с шоссе на узкую дорогу, остановились и открыли коробку с бутербродами, которые упаковала для них мать Ричарда. Ещё там был солёный огурец, сыр моцарелла и пара крутых яиц. Терез забыла попросить в магазине открывалку и теперь не могла открыть пиво, но в термосе был кофе. Она поставила банку с пивом на пол под заднее сиденье.
– Икра. До чего же это мило с их стороны, – сказала Кэрол, заглядывая внутрь бутерброда. – Ты любишь икру?
– Нет. Хотела бы я.
– Почему?
Терез наблюдала, как Кэрол откусывает маленький кусочек от бутерброда, с которого до этого сняла верхний слой хлеба, кусочек, где было больше всего икры.
– Потому что те, кто действительно любит икру, всегда любят её так сильно, – ответила Терез.
Кэрол улыбнулась и стала дальше откусывать – медленно, совсем понемногу.
– Это привитый вкус, то, что приходит не сразу. Привитый вкус всегда приносит больше удовольствия, и от него трудно избавиться.
Терез подлила кофе в стаканчик, из которого они обе пили. Она прививала себе вкус к чёрному кофе.
– Как же я нервничала, когда впервые держала в руках этот стаканчик. Ты мне в тот день привезла кофе. Помнишь?
– Помню.
– Как так случилось, что ты тогда добавила в него сливки?
– Я подумала, что тебе понравится. Почему ты так нервничала?
Терез бросила на неё взгляд.
– Я так была взволнована, так тебе радовалась, – сказала она, поднимая стаканчик. Потом она снова посмотрела на Кэрол и увидела её внезапно застывшее, как в потрясении, лицо. Терез уже видела это выражение раньше, раза два или три, когда говорила Кэрол что-нибудь в этом же духе о своих чувствах или делала необычный комплимент. Терез не могла разобрать, довольна Кэрол или недовольна. Она смотрела, как Кэрол заворачивает вторую половину бутерброда в вощёную бумагу.
Был ещё кекс, но от него Кэрол отказалась. Это был коричневого цвета кекс с пряностями – Терез часто ела такой у Ричарда дома. Они всё уложили обратно, в чемоданчик, где были блоки сигарет и бутылка виски, уложили с тщательной аккуратностью, которая вызвала бы у Терез раздражение в ком угодно, но только не в Кэрол.
– Ты сказала, что Вашингтон – твой родной штат? – спросила Терез.
– Я там родилась, а мой отец и сейчас там живёт. Я написала ему, что, возможно, загляну в гости, если мы туда доедем.
– Он на тебя похож?
– Похожа ли я на него, да – больше, чем на мать.
– Странно думать о тебе с семьёй, – сказала Терез.
– Почему?
– Потому что я просто думаю о тебе как о тебе. Suigeneris
[15].
Кэрол улыбнулась. Она вела машину с поднятой головой.
– Ладно, валяй.
– Братья и сёстры? – спросила Терез.
– Одна сестра. О ней, я полагаю, ты тоже хочешь всё знать? Её зовут Элейн, у неё трое детей, и она живёт в Виргинии. Она старше меня, и я не знаю, понравилась ли бы она тебе. Ты бы сочла её заурядной.
