– Разве говорить об этом должна не Кэрол? Почему ты у меня всё это выспрашиваешь? – Терез пыталась произносить слова равнодушно. Но это была безнадёжная затея.
Абби остановилась.
– Прости меня, – сказала она, поворачиваясь к Терез. – Мне кажется, я теперь лучше понимаю.
– Что понимаешь?
– Просто… что твоя взяла.
– В чём взяла?
– В чём… – эхом отозвалась Абби, запрокинув голову, глядя вверх на угол здания, на небо, и внезапно Терез охватило бешеное нетерпение.
Ей хотелось, чтобы Абби ушла, и она могла позвонить Кэрол. Всё было неважно – кроме голоса Кэрол. Всё было неважно – кроме Кэрол, и как она могла себе позволить забыть об этом хотя бы на миг?
– Неудивительно, что Кэрол такого высокого о тебе мнения, – сказала Абби, но если это и была доброжелательная ремарка, Терез её таковой не восприняла. – Пока, Терез. Не сомневаюсь, мы ещё увидимся.
Абби протянула руку.
Терез её пожала.
– Пока, – сказала она. Она смотрела, как Абби идёт к Вашингтон-сквер, теперь более быстрым шагом, с высоко поднятой кудрявой головой.
Терез зашла в аптеку на ближайшем углу и позвонила Кэрол. Трубку сняла домработница и позвала Кэрол к телефону.
– Что случилось? – спросила Кэрол. – У тебя подавленный голос.
– Ничего. На работе уныло.
– Ты вечером чем-то занята? Не хочешь приехать?
Терез вышла из аптеки улыбающаяся. Кэрол заедет за ней в пять тридцать. Кэрол настояла на том, что заедет за ней, потому что добираться поездом так паршиво.
Она увидела, как по противоположной стороне улицы, удаляясь от неё, идёт Дэнни Мак-Элрой. Он вышагивал без пальто, с бутылкой молока в руке.
– Дэнни! – позвала она.
Дэнни обернулся и направился к ней.
– Зайдёшь на пару минут? – крикнул он.
Терез хотела было отказаться, но когда он подошёл, взяла его под руку.
– Только на минутку. У меня и так уже затянулся обеденный перерыв.
Дэнни улыбнулся ей с высоты своего роста.
– Который час? Я занимался, пока глаза не перестали видеть.
– Начало третьего. – Она чувствовала, как сильно рука Дэнни напряжена от холода. Под тёмными волосами на предплечье можно было разглядеть гусиную кожу. – Ты с ума сошёл выходить на улицу без пальто.
– Мне это прочищает мозги. – Он придержал перед ней железную калитку, ведущую к его двери. – Фила дома нет, где-то ходит.
В комнате пахло трубочным дымом, довольно-таки похоже на то, как если бы здесь готовили горячий шоколад. Квартира была полуподвальная, в целом темноватая, и лампа отбрасывала тёплое пятно света на вечно заваленный письменный стол. Терез опустила взгляд на раскрытые книги – страницы, страницы, усеянные знаками, которых она не понимала, но которые ей нравилось разглядывать. Всё, что символизировали эти знаки, было истинно и доказано. Знаки были сильнее и точнее слов. Ей представилось, как ум Дэнни раскачивается на них, перемахивая от одного факта к другому, словно держась за крепкие цепи, вперехват одолевая пространство. Она смотрела, как он, стоя у кухонного стола, сооружает бутерброд. Плечи под белой рубашкой были очень широкие и мускулисто-округлые. Они слегка двигались, пока он укладывал копчёную колбасу с сыром на большой кусок ржаного хлеба.
– Ты бы приходила почаще, Терез. Меня только по средам не бывает в полдень дома. Филу мы своим обедом не помешаем, даже если он будет спать.
– Хорошо, – ответила Терез. Она села в его рабочее кресло, наполовину отвёрнутое от стола. Как-то раз она приходила сюда в обед и ещё один раз – после работы. Ей нравилось навещать Дэнни. С ним не нужно было вести светских разговоров.
В углу комнаты стоял диван-кровать Фила с неубранной постелью, со сбитыми в клубок одеялами и простынями. В оба её предыдущих прихода постель либо была неубрана, либо в ней всё ещё спал Фил. Широкий книжный шкаф, подтянутый к дивану под правильным углом, отгораживал закуток Фила в комнате, и в этом закутке всегда царил беспорядок, досадливый и нервный беспорядок, совсем не такой, как рабочий беспорядок на столе у Дэнни.
Пивная банка зашипела, когда Дэнни её открывал. Он прислонился к стене, с пивом и бутербродом, улыбаясь, страшно довольный тем, что она здесь.
– Помнишь, что ты сказала о неприменимости физики к людям?
– М-м-м… Смутно.
– Так вот, я не уверен, что ты права, – произнёс он, надкусывая бутерброд. – Возьмём, к примеру, дружбу. Я могу привести множество случаев, когда у двух людей нет никаких точек соприкосновения. Я считаю, что у каждой дружбы есть точная причина, так же как есть причина тому, отчего какие-то атомы притягиваются друг к другу, а какие-то – нет. И тут играют роль определённые факторы, отсутствующие в одном, или определённые факторы, присутствующие в другом. Что ты об этом думаешь? Я считаю, что дружба – это результат определённых потребностей, сокрытых от обоих людей, иногда сокрытых навсегда.
– Возможно. Я тоже могу привести пару случаев. – Взять хотя бы их с Ричардом. Ричард находил с людьми общий язык, локтями пробивал себе путь в жизни – она так не умела. Её всегда привлекали люди с такой уверенностью в себе, как у Ричарда. – И в чём же твоя слабость, Дэнни?
– Моя? – улыбнулся он. – Ты хочешь со мной дружить?
– Да. Но ты один из самых сильных людей, кого я знаю.
– Правда? Перечислить по пунктам мои недостатки?
Она улыбнулась, глядя на него. Молодой человек двадцати пяти лет, с четырнадцатилетнего возраста знавший, куда он движется. Он направил всю свою энергию в одно русло – полная противоположность тому, что сделал Ричард.
– У меня есть тайная и очень глубоко сокрытая потребность в поваре, – сказал Дэнни. – И в учителе танцев, и в ком-то, кто будет напоминать мне о всяких мелочах, таких, как постирать или постричься.
– Я тоже забываю постирать.
– Ох, – опечаленно сказал он. – Тогда ничего не выйдет. А я всё-таки надеялся. У меня было слабенькое такое чувство, что это судьба. Поскольку, видишь ли, то, что я говорю о родстве душ, верно для всего – от дружбы и даже до случайно брошенного на улице взгляда, – всегда за всем кроется определённая причина. Думаю, даже поэты со мной согласятся.
Она улыбнулась.
– Даже поэты? – Она подумала о Кэрол, а потом – об Абби, об их разговоре за обедом, разговоре, который был куда больше случайно брошенного взгляда и в то же время куда меньше его, о череде эмоций, которые он в ней пробудил. Это привело её в удручённое состояние. – Но приходится делать поправку на извращённость человеческого ума, на то, чего не можешь себе толком объяснить.
– Извращённость? Но это лишь отговорка. Слово, которое используют поэты.
