В последующие века это морское чудовище из описаний Олафа Магнуса перекочевало в виде пересказов на страницы других сочинений. Это становится ясно, если прочесть “Естественную историю Норвегии” (1753) епископа Бергенского Эрика Понтоппидана. Понтоппидан описывает и обсуждает несколько видов monstris marinis. Доказательства существования коих, основанные на рассказах очевидцев, в основном северно-норвежских рыбаков, были более чем вескими (по аналогии со змеями, обитавшими в Эфиопии и прочих африканских землях, – змеи эти были, по свидетельствам, размеров столь чудовищных, что могли сожрать даже слона, коварно опутав тому ноги, так что несчастный падал)
[60].
Упоминает Олаф Магнус и Кракена – мифического гигантского моллюска, который предположительно обитал у норвежского побережья. Исландцы звали его “хавгуфа” (hafgufa). В качестве истинного свидетеля существования этого чудовища Олаф Магнус приводит археепископа из Нидароса (ныне Тронхейм), который “в год одна тысяча пятьсот двадцатый от Рождества Господня” писал к Папе Льву X донесение о чудище. Ничуть не реалистичней выглядит описание, данное Понтоппиданом столетием позже. Понтоппидан утверждает, что длина Кракена может составлять одну английскую милю (1 километр 600 метров). У Кракена есть рога величиной с корабельную мачту. А рыбу он приманивает особым запахом, идущим у него из клюва. Всплывая, он порождает огромный водоворот. По мнению Понтоппидана, Кракен, называемый также краббеном и хорвом, “вне сомнения” является крупнейшим чудищем на свете
[61].
В Средние века люди верили, что в гренландских морях водились морские девы (русалки) и мужи (мермены, хавманы)
[62]. Пять столетий погодя, если верить Понтоппидану, вся эта водяная братия переселилась поближе к нашим берегам. Епископ Бергенский ссылается на ряд достоверных свидетельств о встрече с хавстрамбами и маргиграми в датских и норвежских водах.
Одно такое свидетельство было скреплено подписью датского бургомистра по имени Андреас Буссеус, к которому явились три паромщика и утверждали, что видели хавстрамба (морского мужа). Известие это произвело такое волнение, что решено было тотчас назначить государственное расследование. По описанию, хавстрамб, хотя был уже не первой молодости, отличался недюжинной силой и имел косую сажень в плечах. Голова у него была маленькая с глубоко посаженными глазками, короткие кудри его не закрывали ушей. Лицо сухое, резкое, словно вырезанное ножом, а на лице короткая борода, судя по виду, стриженая. Ниже пояса тело сужалось, подобно рыбьему хвосту. Двадцатью годами ранее другой свидетель, Петер Гуннерсен, также повстречал маргигру (морскую деву), у которой были длинные распущенные волосы и (что было, очевидно, еще важнее) груди, примечательные выдающимся дородством
[63].
В стародавние времена на Лофотенских островах морских людей представляли примерно такими же, какими их описывают Олаф Магнус с Понтоппиданом. Выше пояса они были людьми, ниже – рыбами. Мармэли, так звали их на Лофотене, в основном были много меньше драугра, самые мелкие были ростом чуть выше сантиметра
[64].
“Естественная история” Понтоппидана иллюстрирована искусными и сверхреалистичными изображениями норвежских зверей, птиц, насекомых и рыб – на двух картинах огромный морской змей топит корабль. Труд Понтоппидана – достойный плод своей эпохи – эпохи Просвещения, ведь сам Понтоппидан, будучи строгим рационалистом, пытался отделять предрассудки, мифы и сказки от сухих фактов. С одной стороны, кто же станет отрицать, что море полно самых необыкновенных и диковинных вещей? С другой – Понтопиддан доверял, но проверял. Мореходы и рыбаки, бывшие очевидцами этих историй, могли что-то неверно истолковать, а где-то и приврать, а тот, кто слышал от них эти рассказы, пересказывая, мог добавить что-то от себя.
Понтоппидан, к примеру, считал выдумкой историю про хавмана, который, со слов рассказчика, был пойман двумя рыбаками из Хордаланна и прожил у них с неделю, распевая скабрезную песенку о короле Хьорлейфе. Или про морскую деву, называвшую себя Огнельдышкой (Isbrandt) и подолгу беседовавшей с рыбаком, известным пьянчужкой с острова Самсё. И все же, несмотря на то, что истории про мерменов и русалок содержат много выдумок и больше похожи на сказки, Понтоппидан верит в их существование, равно как и в морских лошадей, коров, свиней, тюленевидных собак и прочих водяных обитателей, описанных Олафом Магнусом.
Морская карта, вероятнее всего – попытка отобразить действительность такой, какой ее представлял сам Олаф Магнус и его источники, от древних греков до норвежских рыбаков. Не исключено, что рыбаки были не прочь подшутить над ученым попом, который, таскаясь повсюду со своим ледащеньким толмачом, приставал к ним с досужими расспросами о всякой всячине. Некоторые, верно, любили приврать. Но не все и не всегда.
Не менее щедро усеивали свои карты изображениями чудовищ, бесчинствующих на морских просторах, и такие выдающиеся картографы как Себастиан Мюнстер (1488–1552) и Абрахам Ортелий (1527–1598). Даже Ханс Эгеде, апостол Гренландский, записывал рассказы очевидцев о встрече с чудовищами, изображения которых отсутствуют на Морской карте. Кстати, с 1707 по 1718 год Эгеде служил пастором Воганского прихода, то есть в районе острова Скрова.
В 1892 году голландский зоолог и энтомолог Корнель-Антуан-Абрагам Удеманс выпустил критическую монографию о Великом норвежском морском змее. Удеманс перечисляет свыше трехсот письменных источников, содержащих упоминание об этом морском гаде. Поверья о морском змее, бывшие лишь плодом фантазии Олафа Магнуса, намного пережили его и процветали вплоть до конца XIX века. Удеманс весьма обстоятельно опровергает множество свидетельств очевидцев, уличая последних в намеренной лжи и мошенничестве. Книга голландца – научная отповедь мифу о существовании чудовища. В то же время сам голландец внес определенную сумятицу, утверждая, что многие действительно видели дотоле неизученного гигантского морского льва (Megophias megophias), который также является существом вымышленным
[65].
