Нелюбовь северных норвежцев к скумбрии имеет древние корни. По народному поверью рыба эта, с отпечатком человеческих костей на спине, питается утопленниками. А еще раньше и вовсе считалось, что скумбрия ест людей заживо. Бергенский епископ Эрик Понтоппидан называл скумбрию скандинавской пираньей. “С акулами, – писал епископ, – ее роднит то, что она не прочь поживиться человечиной и отыскивает тех, которые купаются нагишом, чтобы, окружив тучей либо косяком, с налету обглодать их”. В подкрепление своих слов Понтоппидан поведал о “прискорбном случае”, произошедшем с одним матросом, который, видимо, взопрев от тяжелого физического труда, решил немного поплавать в Лауркуленской гавани (нынешнее название – Ларколлен, южнее Мосса). Внезапно весельчак пропал, будто кто утянул его под воду. Через несколько минут тело всплыло, “окровавленное, искусанное и облепленное многочисленной макрелью, которую насилу удалось отогнать”. Кабы не товарищи, вовремя пришедшие на помощь, матроса “вне всякого сомнения” ожидала бы “мучительная кончина”, – заверял читателя Понтоппидан
[35].
В шхерах мы выбираем место между островами Лаувёй и Ангерёй. Вылавливаем некрупную треску и садимся ждать, когда из гнезда, свитого на вершине соседней горы, слетит орел и вонзит в треску свои когти. Мы видим орла, только на сей раз, вопреки обычаю, наш старый знакомый не спешит на угощение. Зато торопится подлетающая чайка. Тощая, на вид меньше самой трески, пытается заглотить рыбу целиком. А после не может взлететь. Верно говорится, что глаза шире брюха.
Осень
13
Когда я отправляюсь на север в следующий раз, птицы летят навстречу моему самолету. Начало октября, на землю легла тишина. Деревья, кусты, травы приникли к корням, поспешая впасть в дрёму прежде, чем придут снегопады с морозами. Дальше от побережья в пейзаже возобладали грузные, мрачные краски; скоро уж побелеют озера, а долины укроются снегом. А на море и на побережье все наоборот. Похолодание и свирепый посвист штормов только ускоряют темп жизни. Крабы становятся резвее, камбала – наглее, сайда – быстрее, а гребешки – вкуснее. Близится пора зимней рыбалки в Финнмарке.
Мы снова идем Вест-фьордом из Стейгена на Скрову. На этот раз море чернильного цвета беспокойно ходит под нами. Свет словно притушили; пелена туч едва не касается воды. Хуго лавирует зигзагами, стремясь поймать волну, чтобы она подхватывала лодку сбоку или сзади. Несмотря на этот своеобразный серфинг, для которого у норвежских рыбаков припасено собственное слово – уннафуринген, плавание у нас не из приятных.
Мы уже почти подошли к Скрове, когда Вест-фьорд решает испытать нас на прочность. Море дышит стужей и сыростью, дождь с отрывистым треском хлещет волну, оставляя белые отметины. И море, и небеса утратили покой, который мы застали в прошлый раз, и слились в единый, бесноватый круговорот. Лофотенская гряда обнаруживает себя лишь за какую-то морскую милю до встречи с ней. Хуго проводит лодку между шхерами и островками в Скровскую гавань.
Ненастье длится и в последующие дни, не давая нам выйти в море. Вместо этого я помогаю Хуго хлопотать по хозяйству, а дел скопилось немало – это и немудрено, когда всего хозяйства несколько тысяч квадратных метров и всё оно деревянное. Я занимаюсь укладкой жердей, некогда лежавших на горке около Осъюрдгордена и служивших подкладкой для вяления рыбы, а сам хозяин плотничает в Красном домике. Позади главной постройки на крутом уступе горы стоят два ветхих дома поменьше: Рёдхусет (Красный домик) и Квитхусет (Белый домик). В перспективе Хуго и Метте, когда закончат ремонт, собираются переселиться в Красный домик. Зимовать в огромном, пронизанном сквозняками главном доме – удовольствие еще то. Хуго утепляет Красный домик по всем правилам искусства, переделывает стены, меняет кровлю и полы. С тыльной стороны затеял пристроить баню.
Белый домик уже готов. Это старинная рыбацкая постройка начала XIX века, намного старше самого Осъюрдгордена. Много лет назад Хуго не дал снести ее. Обновил фасад, вставил новые окна, утеплил, покрыл рубероидом, справил крыльцо и лестницу на чердак, поставил старый камин. И верхние, и нижние окна выходят на воду. Хуго вставил в них старинные стекла, отчего пейзаж за окном растекся, преобразился и приобрел немного сказочный вид. Руша старую перегородку на верхнем этаже, Хуго обнаружил, что она утеплена газетами 1887 года. Он сохранил их, прогладив с клеем.
Когда же он устраивает мне экскурсию по Белому домику, я не спешу выразить ему восторг, но прикидываюсь инспектором. Чинно шествую за ним, заложив руки за спину, и донимаю вопросами, почему он сделал так, а не эдак – ведь эдак было бы лучше, умнее да и больше соответствовало бы СНИПам. Через несколько минут, смекнув, что я дурачусь, Хуго отсылает меня таскать жерди дальше.
Так как рабочих заданий у меня не особо много, я таскаю помалу, стараясь растянуть удовольствие. Через некоторое время, зайдя в главный дом, я вдруг попадаю в незнакомую комнату. Вижу на полке несколько старых пожелтевших газет. Беру одну и, опершись на подоконник, принимаюсь читать “Нурланнс Фрамтид” от 8 сентября 1963 года. На первой странице над убористым текстом стоит заголовок “Норвежские военные корабли обстреляли лофотенский поселок О”. Мне становится любопытно, читаю дальше:
В воскресенье при выполнении учебных стрельб в районе Лофотена военные корабли по ошибке обстреляли поселок О на острове Москенесёй. По счастливой случайности никто не погиб и не получил серьезных ранений. Один снаряд попал в сарай в центре поселка и взорвался, осколками прошив до середины деревянную стену жилого дома, в пяти метрах от которой собралась за ужином семья. От 12 до 15 снарядов со свистом пронеслись низко над головами местных жителей, так что тем пришлось прятаться в придорожных канавах, пока не кончилась канонада. Четыре снаряда упали на территории поселка, восемь – в гавани между рыбацкими лодками. В тот момент, когда разлетелся сарай, мимо по главной улице, в пятнадцати метрах от места взрыва, проходили три десятилетних девочки. Они получили легкие ранения от осколков, обломков и щепок, разлетевшихся в радиусе пятидесяти метров. В жилом доме взрывной волной со стен сорвало светильники и книжные полки. Непосредственно перед взрывом меньше чем в тридцати метрах от его эпицентра остановились пять такси с двадцатью туристами. Впрочем, никого из них осколками не задело.
О происшествии было немедленно доложено главе областной администрации, а начальник телеграфа в результате сумел экстренно связаться с миноносцем “Берген”, после чего стрельбы были прекращены во избежание человеческих жертв.
