– Если верить мозгоправу, к которому я ходила лет в двадцать, мне так хотелось заслужить одобрение матери, что я делала даже то, чем никто не стал бы гордиться. Воспоминания до сих пор меня преследуют. – Откинувшись на спинку скамейки и сжав кулаки, туго обтянутые перчатками, она продолжала рассказ: – В летнем лагере у нас была девочка, страдавшая от лишнего веса и плохой кожи. Вся ее вина – в том, что она села рядом со мной в автобусе, а потом мне пришлось спать с ней на двухъярусной кровати. Я превратила ее жизнь в ад. А когда началась учеба и она перешла в нашу школу, стало еще хуже. Я даже не помню ее настоящего имени – мы с друзьями называли ее Ромашкой, потому что по телику вечно крутили рекламу про корову Ромашку. Это имя намертво к ней прилипло – мы были беспощадны, и скоро вся школа звала ее только так.
– Неужели она была до того ужасна, что вы не видели в ней ничего хорошего? – спросила Душка, пытаясь понять позицию Мэрили и видя, как это непросто.
– Видела, и это хуже всего. Ромашка была смешная. И умная – я даже как-то пригласила ее домой, чтобы она помогла мне подготовиться к экзаменам. Сначала, конечно, убедилась, что никто из друзей не знает об этом. В свою очередь, я давала ей советы, как одеваться, какая прическа ей больше подойдет, и всякие такие глупости, но она была так благодарна. Она, казалось… хотела со мной подружиться. Но после этого в школе я продолжала вести себя с ней точно так же. Мне до сих пор плохо, физически плохо, когда я вспоминаю эту девочку и то, как я с ней обращалась. Я пытаюсь понять, почему так ее ненавидела, и в глубине души осознаю, что видела себя, думая о ней. Видела ту девочку, которую видела моя мать, глядя на меня. И хотела наказать себя за то, что я нелюбимая.
– Значит, вы стали дрянной девчонкой?
Мэрили нахмурилась:
– Откуда вы знаете такие термины?
– Видела фильм с таким названием, с молодой актрисой, которая потом с ума сошла – какая-то Линдси – в кинотеатре в доме, где живет Уилла Фэй. Мы с ней вместе смотрели. Я увидела, как много всего изменилось с тех пор, как я была девочкой. И как мало.
Медленно разжав кулаки, Мэрили смотрела, как расправляются складки перчаток.
– Однажды, уже в выпускном классе, мы с Ромашкой сидели на уроке английской литературы, и я перехватила записку, которую она пыталась передать подруге. Записка была о том, как она любит капитана футбольной команды, как она мечтает пойти с ним на выпускной. Я бы даже не обратила внимания на эту глупую записку, вот только я с девятого класса встречалась с этим капитаном и уже купила выпускное платье, которое мне совсем не нравилось, но его выбрала мама. В общем, я разозлилась безо всякой причины.
– Этот мальчик – Джон из выпускного альбома? – спросила Душка. Мэрили изумилась.
– Откуда вы знаете?
– Лили сказала, что вы ей разрешили… я так понимаю, что нет?
– Нет. Там много того, о чем я не готова ей рассказать. – Она закрыла глаза. – Например, почему мои друзья исписали словом «мууу» всю страницу, где писала Ромашка. Но да, этот молодой человек – Джон. Он как-то защитил ее в столовой от нападок каких-то придурков и стал ее героем. А в моем глупом незрелом мозгу назрела обида, и я стала относиться к Ромашке еще хуже.
Душка поджала губы:
– Вы вели себя отвратительно. Я сильно в вас разочарована, Мэрили. Кто-то должен был задать вам порку – его, конечно, посадили бы в тюрьму, но он поступил бы правильно.
– Да, пожалуй. По словам того же мозгоправа, издевательства над Ромашкой помогли мне чувствовать себя круче, а это, в свою очередь, повысило интерес матери ко мне. Но когда я теперь, проснувшись среди ночи, вспоминаю Ромашку, я не в силах вновь уснуть от стыда. Мне даже приятен этот стыд. Во всяком случае, так она хоть немного мне отомстила.
Крепко сжав ручку сумочки, Душка подумала: лучше бы Мэрили ей этого не рассказывала. Но она вновь поделилась секретом, и Душка в очередной раз почувствовала, что они становятся ближе, что теперь и она должна рассказать свой секрет. Чихнув – первый признак осенней аллергии, – она сказала:
– Вот проблема современных людей. Они думают, будто профессионалы знают ответы на все вопросы. На деле психологи лишь убеждают нас, что любой скверный поступок простителен, если на то были причины.
– Считаете, это не так?
Душка закрыла глаза, вспомнив лунную ночь и громкий топот ног.
– Нет. Потому что тогда нам незачем было бы просыпаться среди ночи.
Руки Мэрили сжались в кулаки, и Душка почувствовала, что молодая женщина хочет с ней спорить, но кто-то в свое время сказал ей, что неприлично спорить со старшими.
– Иногда я думаю – может быть, мне попробовать найти Ромашку, извиниться перед ней. Сомневаюсь, что это была бы достойная компенсация за годы страданий, но, может быть, тогда мне перестали бы сниться кошмары.
Душка хотела фыркнуть, но сдержалась.
– Может, если вы извинитесь, Ромашке перестанут сниться кошмары. – Она вновь чихнула. – Фотографию Ромашки мы с Лили не видели. Зато видели молодого человека по имени Джон. Его лицо было обведено сердечком, и он просил вас стать его женой. Что потом с ним стало?
Щеки Мэрили, порозовевшие от прохладного ветра, внезапно стали цвета мокрой муки.
– Он погиб.
Душка кивнула, боясь сказать что-нибудь, что заставит Мэрили рассказать об этой потере. Она уже знала – эту тяжесть нельзя разделить надвое, взвалив тяжкий груз на спину собеседника.
– Уэйд говорит, у вас свидание, и тут замешана Хизер.
– Это не свидание, – возмутилась Мэрили. – Это вечеринка, и Хизер надо было, чтобы за ее столом сидело четное число человек, вот я и пригласила Уэйда.
Душка шумно выдохнула через нос, надеясь, что получилось похоже на фырканье.
– Хизер ничего не станет делать без причины. Четное число человек за столиком – так себе причина. На вашем месте я бы не пошла у нее на поводу.
Мэрили отвернулась к скамейке, изо всех сил стараясь сдержать раздражение.
– Ваши представления о Хизер отличаются от моих. Она – моя подруга. Она поддерживает меня, когда мне одиноко, знакомит с новыми людьми и всегда добра со мной и детьми. Ей нечего ждать от меня взамен, кроме моей дружбы, поэтому волноваться не о чем.
– Я волнуюсь не о вас. Хизер вырезала свои инициалы на Уэйде, и он долго не мог прийти в себя. Я боюсь, что ему вновь причинят боль.
По главной улице с шумом неслись машины, и Душка вспомнила, что у нее есть дела. Неоплаченные счета. Ненаписанные письма. Но воспоминания всей тяжестью прижали ее к скамейке. Она думала о Томе и качелях, о том, как ошиблась, решив, что на ее долю выпало достаточно потерь.
– Правда, что Уэйд повязывает вашим овцам красные ленточки на Рождество? – Голос Мэрили вернул ее в настоящее, и Душка ощутила нелепую благодарность при мысли, что молодая женщина тоже не спешит домой.
