Находящиеся под их контролем железные дороги немцы охраняли тщательно и грамотно. Но даже если их ухитрялись обмануть, пустить под откос поезд удавалось отнюдь не всегда. Взрывчатки постоянно не хватало, а механические устройства придумали значительно позже
[44]. Разбирать же или подрывать рельсы — так эффективность не столь велика. Ремонтные команды восстанавливали подобные нарушения быстро и качественно.
Вот только как-то не очень упоминалось в книгах про войну о косвенном эффекте. Может быть, из-за того, что на фоне горящих эшелонов он не так эффектно выглядит. Однако же результат имелся, в первую очередь, логистический. Каждый утопленный в болоте рельс — это пускай маленький, но все же кусочек ресурсов, которых у Германии постоянно не хватало. Каждый задержавшийся в пути состав — не прибывшее вовремя подразделение или не подвезенные боеприпасы. Перевозка части грузов автотранспортом — все те же ресурсы и время. Не так и много вроде бы, однако неизвестно, какая именно соломинка переломит хребет верблюду. И не было бы партизан — затормозились бы немцы под Москвой в осеннюю распутицу, или успели бы развить наступление и вломиться в город? Кто знает… Но в любом случае забывать об этом точно не следовало.
Все это они обсудили уже давно, еще когда только-только угнали бронепоезд. И Громов одобрил. А сейчас Томас Ильвес, как прилежный ученик (а у прибалтов такое в крови), в точном соответствии с инструкцией приводил дорогу в негодность. Рельсы, конечно, не разбирал, долго и малоэффективно, зато тщательно разрушал мосты. Их, разумеется, на пути было немного и все небольшие, но восстановить даже самый маленький, скромный мостик — это деньги и время, что в условиях войны ценность немалая. Так что подъехать, шугануть из пулеметов охрану, заложить взрывчатку и ехать дальше. За спиной приглушенное расстоянием «Бум-м!», мост в клочья, головной боли врагу в пять слоев. Лепота!
И продолжалось это счастье аккурат до того, как поднялось солнце и осветило землю своими живительными лучами. И вдобавок за ночь тучи разнесло, ни облачка. Такое кристально-чистое, холодное, как мороженое в январе, небо. Оно, конечно, неплохо в том плане, что станцию немцам тушить сложнее, а с другой стороны, для авиации их условия тепличные. А немцы — не идиоты и после такого не могут позволить себе упустить беглецов еще раз. Тем более путь для бегства у бронепоезда всего один…
Сергей проснулся как раз в момент, когда высоко в небе (ну, это по местным меркам, а так километр, не более) появилась «рама». Иными словами, двухкилевой двухмоторный разведчик «Фокке-Вульф» Fw 189. Он же «Летающий глаз», он же «Филин», но все же советское прозвище квадратной воздушной непристойности подходило больше. И само появление разведчика говорило о том, что игра пошла всерьез, а счет идет на минуты. Так, в принципе, и получилось.
Может, внешность русские солдаты окрестили и метче немцев, но о предназначении фрицы выразились куда точнее. Углядели немцы бронепоезд сразу же и принялись выписывать над ним круги. Зенитчики попытались его отогнать, но тот лишь чуть приподнялся и кружил себе дальше, одним только видом своим выражая презрение к их мастерству. И то сказать, с идущего поезда в цель попасть ой как непросто. Одной раскачки хватит, чтобы наложить вето на снайперскую стрельбу, тем более вверх и на такую дистанцию.
К тому же профессионализм артиллеристов был весьма относительным. За время вынужденной стоянки они наловчились ловко заряжать орудия и крутить маховики наводки, однако ни одной стрельбы не провели. Разве что во время налетов на станцию, и то по наземным целям, да еще и в упор. Словом, разрывы восьмидесятивосьмимиллиметровых зениток ложились так далеко от самолета, что летчики могли их попросту не брать во внимание. «Эрликоны» же хоть и работали теоретически на три километра в высоту, но в реальности, даже с опытным расчетом, и на половинной-то дистанции были не слишком эффективны. Что уж говорить про нынешние расклады. Так что снаряды перестали тратить очень быстро. И, как оказалось, правильно сделали.
Не прошло и получаса, как из-за леса буквально выпрыгнула четверка самолетов. Хромов аж выдохнул с облегчением — не пикировщики с одним мотором и характерной, изломанной, будто у чайки, формой крыльев, а обычные восемьдесят восьмые
[45] «юнкерсы». Впрочем, кто-то тут же его поправил, что это не «юнкерсы», а сто одиннадцатые «хейнкели»
[46]. Может, и так, себя Хромов великим знатоком не считал, а гадать не было смысла. Хрен редьки не слаще, но и… не опаснее. «Штуки»
[47], по слухам, могут положить бомбу в цель размером с пятак. Это, конечно, преувеличение, но расклады обозначает. По крупной и сравнительно малоподвижной и, кроме того, паршиво защищенной от воздушных атак цели вроде их бронепоезда уж точно не промахнутся. А что восемьдесят восьмой, что сто одиннадцатый… Первый тоже может пикировать… вроде бы. Второй — нет. Во всяком случае, о таких «талантах» вражеской машины Сергей не слышал. Попадут или нет? Ну, сказать сложно, однако же шансы уклониться побольше будут.
Бомбардировщики заходили в атаку, тяжело ревя моторами. Хромову подумалось, что, несмотря на астматическое пыхтение паровозов, старательно разгоняющих состав до предела возможного, они наверняка кажутся пилотам медленно ползущей серой гусеницей. Зенитки тявкали, но, как и предполагалось, без особых результатов. Правильно брать упреждение, да и оценивать высоту цели их доморощенные артиллеристы попросту не умели. Тем не менее идущий головным самолет им с курса сбить удалось — очередь из «Эрликона» прошла впритирку к кабине пилота, и сидящий за штурвалом дернул машину в сторону, уклоняясь. В результате бомбы, сброшенные им, легли правее и заметно впереди бронепоезда. Кусты земли, выброшенные взрывами, выглядели эффектно, однако опасности не представляли — до бронепоезда не долетели даже осколки. Но второй самолет продолжал заходить на цель, не обращая внимания на потуги зенитчиков, и отбомбился куда точнее.
Хромову показалось, что бронепоезд подбросило и перевернуло. Во всяком случае, ощущения были схожие. И лишь через минуту, ошалело мотая звенящей, словно колокол, головой, он понял, что и на этот раз удача на их стороне. Бомбы легли аккурат вдоль полотна, одна даже разворотила рельсы позади состава, но прямых попаданий удалось избежать. Хотя это, конечно, больше воля слепого случая — они не совершали никаких маневров. Да и не смогли бы, рельсы для состава как поводок для собаки. И захочешь — не сбежишь. Просто бомбы при ударах с горизонтали имеют немаленький разброс. Обычная статистика, что конкретно сейчас означало: вместо мгновенной гибели легкая контузия ударной волной и звяканье осколков по броне. Отбитая с железных бортов краска… Мелочь.
