Но когда его рука проникла под майку, Холли поняла, что пора остановиться. Закрыв рот и отодвигаясь от него, она шагнула назад и медленно, но уверенно убрала его руки.
– В чем дело? – Он почти задыхался, свет от двери делал его лицо темнее.
– У меня есть парень, – сказала она. – Извини. Мне надо было раньше сказать. Я просто…
Они смотрели друг на друга, оба переполненные сожалением.
Эйдан был шокирован, и Холли почувствовала, что между ними никогда больше не будет все как прежде.
Она так хотела объяснить ему, почему ничего не сказала раньше, но слов у нее не было. Эйдан тоже погрузился в молчание, он просто стоял и смотрел, как она молча перешагнула через ограду, и вернулся в дом, тихо закрыв за собой дверь.
Глава 18
Когда Холли заставила себя выползти из кровати на следующее утро, джипа Эйдана уже не было видно. После борьбы со старым другом – Троллем бессонницы – до пяти утра она сдалась, включила лампу и несколько часов сидела, уставившись на фото мамы, тети и их загадочных греческих друзей. Ее глаза высохли, а кожа болела после вчерашнего дня на солнце. Каждый раз, когда она вспоминала о поцелуе Эйдана, ей становилось плохо.
Чувство вины не позволяло ей позвонить Руперту, но это не помешало ему самому позвонить ей в девять утра, чтобы узнать, как у нее дела. Каким-то чудом Холли удалось убедить его, что все хорошо. Пока они обсуждали работу и его дела в Лондоне, она могла думать только о том, как сильно изменилась ее жизнь. Как он не понимал, что она стала совершенно другим человеком?
Небо плотно затянули облака, и когда она побежала в магазин купить свежего хлеба, Костас радостно сообщил ей, что возможно даже пойдет дождь.
– Сегодня не лучший день для плавания, – засмеялся он.
Холли это очень даже устраивало, потому что она собиралась потратить весь день, разбирая дом. Ей необходимо было отвлечься любым способом.
Она начала с ванной, прогоняя мысли об Эйдане, выбрасывая бутылочки с парфюмом и шампунем в мусорный мешок. Тщательный осмотр шкафчика не выявил новых фотографий, но она не могла отделаться от мысли, что сможет найти еще, если продолжит поиски. К середине дня первый этаж и ванная сверкали, и все лишние предметы находились в мусорном контейнере либо в коробке у двери.
Пытаясь привести дом в лучший вид для потенциальных покупателей, Холли повесила несколько картин на пустых стенах второго этажа и обновила цветы в настольной вазе. Выбрасывая в ведро цветы, которые принес Эйдан, она почувствовала небольшой укол совести, но велела себе не быть дурой. Она так надеялась прошлым вечером, что он придет за нею в дом, что стояла, дрожа, за закрытыми шторами целых десять минут после того, как оставила его у ограды. Она представляла, как он распахивает дверь, берет ее на руки, не слушая протестов, и несет наверх. Однако, как оказалось, Эйдан не был пещерным человеком, и Холли наконец сдалась и пошла в кровать, где лежала без сна часами, мучаясь от смеси страстного желания и ненависти к самой себе.
После того как она обыскала каждый шкаф и даже вынула все ящики, чтобы посмотреть в пространстве под ними, Холли отбросила идею, что где-то еще спрятаны фотографии. Плюхнувшись со стоном отчаяния на диван в комнате первого этажа, она дотянулась до сумки и достала рукописную карту.
Насколько она могла судить, секретный пляж ее мамы и Сандры находился около Корифи, недалеко от того места, где они с Эйданом пили пиво на пляже несколько дней назад. Когда она это поняла, у Холли вырвался еще один стон – они добирались туда два часа, причем на джипе. Похоже, на стареньком убитом мопеде, да еще с ее весьма ограниченным знанием местности потребуется гораздо больше времени. Да и кто сказал, что она вообще найдет этот пляж, когда окажется там? Ей потребуется теперь целый день, когда джип выпал из уравнения. Даже если она отправится туда с первым лучом солнца и доберется на место, то успеет только осмотреться.
Поняв, что она больше не сможет путешествовать по округе с Эйданом, Холли вдруг почувствовала опустошение. Энергия, которую она пыталась набрать все утро, мгновенно ушла из нее, как воздух из печального воздушного шарика. Она закончила уборку. Возможно, поездка на Каламаки немного ее взбодрит – восхитительный греческий салат и беседа с Никосом. Да, так она и поступит.
Спускаясь с горы через двадцать минут, с развевающимися под шлемом волосами, Холли сразу почувствовала себя лучше. К сожалению, Никоса не было, когда она добралась до бара на пляже, и никто из его коллег не мог сказать, где он. Расстроенная Холли не стала обедать, взяла сумку и пошла по пляжу мимо отдыхающих, а затем устроилась почитать книгу. Ветер утих, солнце лениво заходило и выходило из-за облаков, играя в прятки с голодными до загара туристами, лежащими на песке. Холли расположилась за кустарником, где ее совсем не было видно с пляжа. Ей хватило всего нескольких глав, и она уснула на теплом песке, положив голову на согнутую руку.
– Мама, мама, надо проснуться.
Холли наконец прошла из коридора в мамину комнату и стояла в нескольких футах от кресла, с которого свисала Дженни Райт.
– Мам, я серьезно. Это не смешно.
Но Дженни Райт не пыталась быть смешной; Дженни Райт уже ничего не пыталась. Дженни умерла.
Пустая бутылка водки стояла у ее ног, и Холли чувствовала запах застарелой рвоты, смешанный с чем-то, похожим на размороженное мясо. Лицо Дженни закрывали волосы, но Холли видела, что мамина кожа на костлявой груди стала серого цвета.
Она сглотнула и подошла на шаг поближе. Она понимала, что надо протянуть руку и проверить пульс, прижать пальцы к горлу и прочистить дыхательные пути, но ее руки стали слишком тяжелыми. Она не могла ими пошевелить.
Раздался удар, ветер ворвался в раскрытое кухонное окно, и Холли вскочила с вырвавшимся рыданием. Она медленно опустилась на колени и начала плакать.
– Пожалуйста, мама, не бросай меня одну! Не бросай меня!
Холли проснулась от того, что первый греческий шторм этого лета обрушился на землю. Гром, разбудивший ее и прервавший кошмар, грохотал по небу, добавляя удары к огромным дождевым каплям, которые обрушивались на ее голову.
Ошеломленная, она вскочила на ноги как раз в тот момент, когда молния разрезала небо. Холли никогда ничего подобного не видела, и она замерла от страха. Пляж абсолютно опустел, не считая нескольких брошенных шезлонгов, а дождь хлестал волнами. Ее полотенце уже промокло насквозь, и Холли держала его на вытянутых руках, пока бежала по песку к ресторану. Ее мопед, оставленный посреди парковки, отказался заводиться.
– Вот дерьмо! – выругалась она, снимая шлем и стараясь не разбить его в гневе о каменный пол. Глядя в отчаянии в сторону таверны, Холли увидела запертые двери и закрытые ставни. – Кто же будет работать в такую погоду? – спросила она сама себя.
Ее тонкая майка и шорты стали прозрачными под лавиной воды, а ноги скользили в мокрых шлепках, пока она толкала бесполезный мотоцикл в убежище под ближайшим деревом.
