Но Захар неожиданно уперся:
– Нельзя самим. Наставнику доложиться надо. Иначе накажут, а в порубе сидеть чёт неохота. Сколько раз такое бывало. Да и не выпустят нас из крепости – осадное положение так и не отменили.
– И чего делать? – по Тимкиному глубокому убеждению, спрашивать о таких вещах взрослых – проще ничего и не затевать. Всё равно не разрешат.
Поскольку Захар насмерть стоял на том, что без разрешения наставников такую диверсию около крепости проводить нельзя, Тимка почесал макушку и резонно рассудил, что раз Прошка как наставник не годится, то в качестве надзирающего, а заодно и в качестве свидетеля неизбежного триумфа наставник Макар подходит лучше всего – в случае чего, ему и отдуваться. Тем более вот он, стоит на плацу и наблюдает, как мальчишки из Сенькиного десятка пытаются попасть в ногу. Командир гонцов, когда друзья подошли к наставнику, гордо отворотил нос, ну так и хрен с ним.
– Змей, говоришь, летать должен? – услыхавший это Сенька презрительно хмыкнул. Макар ухмыльнулся и поинтересовался: – А на что спорили?
– На уборку.
– Так вы ж уже прибрались вроде? Иначе какой змей?
– Прибрались. Но спор-то остался? Надо закончить, – резонно заметил Захарий.
– Ну, пошли, посмотрим, что у вас полетит, раз так надо, – ухмыльнулся Макар, покосился на задранный нос урядника гонцов и кивнул в сторону ворот. – Семён?
– Мы отработаем поворот строем, наставник Макар, – отказался от участия в мероприятии тот. – Я справлюсь.
– Ну, отрабатывай тогда, – кивнул Макар.
«Это ж надо, сам отказался от приключения! Ну и ладно, подумаешь! Хотя, конечно, лучше бы он на стене постоял и посмотрел. А, и так сойдет, змей при таком ветре высоко поднимется».
Семён довольно зло зыркнул на обретающуюся в кругу мальчишек Ельку и помаршировал со своим десятком на другую сторону плаца. Макар, ухмыляясь в бороду, пронаблюдал разыгранное обеими сторонами представление и кивнул на ворота: уж больно любопытно, чего там его подопечный ещё придумал. А по пути морально поддержал Родьку в убеждении: раз змей, тем более дохлый – не птица, да ещё и не живая, то и летать не сможет. Тимка намылился было заключить пари и с Макаром, но вовремя прикусил язык, полагая, что разводить на проигрыш вновь обретаемого отца – идея, мягко говоря, сомнительная.
Разложили змея почти на середине островка и почти без приключений. Макар с любопытством рассматривал ярко раскрашенного, с пышным хвостом зверюгу и про себя удивлялся – чего только люди не придумают. Тимофей ещё раз проверил крепление распорной планки, послюнявил палец, уточнил направление ветра и решительно отмотал бечеву на сорок шагов.
Родька, дождавшись Кузнечикового кивка, начал поднимать змея, стараясь ухватить его за брюхо – килевую планку, но тут ветер решил, что продолжать такую забаву без него – это сильно умалить его достоинство. Родька попытался крепче схватить рванувшегося из рук змея, размером чуть ли не поболее его самого, но с воплем выпустил, почувствовав, что ноги начали отрываться от земли. Змей довольно рыкнул, почуяв свободу, и на всякий случай дёрнул бечёвку в Тимкиных рук – а вдруг прокатит и можно будет рвануть на волю?
Прокатило. Тимка, не удержав палку с намотанной на неё бечевой, дёрнулся было её подхватить, но змей такого шанса ему не дал. Радостно порыкивая трещоткой, он шустро, зигзагами, то чуть не задевая крыльями землю, то по широкой дуге взлетая над деревьями, помчался к самому интересному в этих краях объекту – к крепости.
На этом его фарт и закончился. Палка с бечевой влетела в растущий неподалёку куст и намертво там засела. Змей разобиженно заверещал, крутанулся разок вокруг оси, выровнялся и затем, развернувшись к ветру носом, начал бешено метаться, пытаясь освободиться, почти доставая зубцы стены своим роскошным, струящимся на ветру хвостом. И тут его увидели и, определенно, оценили. Да так громко, что уши заложило, а змей окончательно потерял самообладание.
Услыхав под самым своим хвостом истошный, звенящий на одной долгой и очень высокой ноте девчачий визг, который перекрывал всё, включая его трещотку, змей рванул вверх, то упрямо задирая нос, то завывая трещоткой и вращаясь вокруг бечевы. Мчащийся к крепости Тимка даже тормознул от удивления. Нет, папка рассказывал ему и про звук, и даже про децибелы, но он тогда почти совсем ничего не понял. Зато сейчас отчётливо осознал: если в природе и бывают какие-то децибелы, то вот они – прямо сейчас на стене верещат.
Змей ещё раз поднатужился и таки смог оборвать бечеву, метнувшись в небо над крепостью. Визг умолк, как отрезало. Он мигом развернулся носом к противоположному берегу, намереваясь как можно быстрее смыться подальше от этого сумасшедшего строения, но тут в наступившей тишине раздался «клац», сразу за ним «вжик», змея что-то крутануло за крыло, и он, потеряв равновесие, со всей дури хлопнулся о поверхность реки.
– Вот гад, ушёл, – опечалился Родька.
– Всё, подох! – радостно сообщила выглянувшая из-за стены Млава, потрясая разряженным самострелом. – В реку упал. Вон, на волнах качается.
– Вот дура! Два пузыря на ветер! – Захар зло сплюнул и под обалдевшим взглядом наставника помчался в крепость.
Глава 2. …И наказание
Михайловская крепость Сентябрь 1125 года
Стоять перед начальством за со вкусом проделанные шалости Тимофею было не впервой. В иное время чуть ли не ежедневно приходилось отвечать перед старшими мастерами, а случалось, и перед самим дядькой Журавлём. Кузнечику даже стало интересно сравнить. С одной стороны, мастера в слободе – зло неизбежное, но знакомое. Как с ними говорить, мальчик вполне себе представлял. С другой стороны, в крепости уважения к его затее проявили куда больше. С непривычки, видать.
На «поговорить с мастерами-затейниками» собрались все наставники в полном составе, с боярыней Анной во главе стола. Ещё и заставили ждать перед дверью, за которой о чём-то долго совещались.
Кузнечик почти привычно принял стойку смирно перед разглядывающими его наставниками и размышлял о неизбежном.
«На испуг берут. А чего мы сделали-то? Запускали змея с наставником Макаром. Хм… Похоже, подстава получилась, а папку Макара обижать совсем не хочется. Ещё вон дядька Андрей одной рукой рукоять кнутовища выжимает. Тоже будет плохо, если обидится».
Задница у Тимки слегка зачесалась, чуяла, что опять придётся страдать за правое дело, но он даже не дёрнулся – нечего наводить взрослых на недостойные мысли.
«Ещё на складах пузырь без спросу взяли. Это значит, Захара с Родькой подставили. С другой стороны, они порядки вроде знают, значит, если б было совсем нельзя, то не дали бы. С Елькой и девчонками всё понятно – они не при делах. Хотя боярыня Анна вроде отвечать за меня на Ельку повесила. Вон и сейчас на неё зыркает».
Тимка осторожно покосился на боярышню.
«Нет, стоит, нос задрала и ничего не боится. Значит, тут можно не переживать. А вот что добрый дедушка Филимон сидит и глаз с меня не сводит – это плохо. Насквозь видит, гад. И все сидят, молчат и ждут. А чего ждать-то, спрашивается? Наверное, того, что я сейчас кинусь каяться и оправдываться. Ага, сейчас, разогнался, уже бегу. Не-е-е, пусть сначала предъяву выставят, а там будет видно, как им мозги зафилигранить. Ну, если получится».
