Когда в Бантаме мы сели на паром до Бигбери-он-Си, стало заметно жарче. Мы начали источать легкий запах мертвых животных. Семья, уже сидевшая в маленьком деревянном пароме, отсела от нас подальше, на корму, и мы, пыхтя, поплыли через устье реки. К тому времени, когда мы добрались до конечного пункта этого маленького путешествия, остальные пассажиры так вжались в корму, что нос лодки начал высовываться из воды. Временно отказавшись от гонки, мы прыгнули в море. Моя иссохшая кожа впитывала прохладную воду, а прибой уносил покрывавшие нас грязь и пот. Мы плавали кругами и качались на мягких волнах, пока не стали пахнуть только озоном и солью. Пока мы сушились на солнышке, наша отвратительно грязная одежда отмокала в воде. Мои волосы, восстановившиеся было за зиму, снова приняли форму вороньего гнезда, а кожа, мало-помалу избавившаяся от трещин и сухости, стремительно возвращалась к состоянию задубевшей шкуры.
День понемногу остывал, и мы двинулись дальше, посвежевшие и отдохнувшие, повесив мокрую одежду сушиться на рюкзаки. Когда начало смеркаться, мы остановились на мысе Бикон и проводили солнце, оно село за колеблющийся на горизонте Дартмур, а потом спустились в долину, к переходу через устье реки Эрм. Отлив уже начался, но вода была еще слишком глубокой, чтобы пытаться ее перейти вброд, так что мы сидели под деревьями, доедая последний рис. Стемнело, медленно начала всходить луна, отражаясь в убывающей воде. Мы могли бы дождаться утра, чтобы перейти реку, но вместо этого перешли ее по колено в воде, осторожно нащупывая путь при свете луны, а в деревьях, росших вдоль берега, ухала неясыть. Заночевали мы в поле за лесом и всю ночь слушали сову, летавшую вдоль берега.
Утро принесло с собой волны дождя: невесомый, плывущий по воздуху, как муслиновые занавески воды, он нежно поглаживал мое лицо. Мы встряхнули палатку и скатали ее, зная, что, когда будем доставать ее в следующий раз, она окажется насквозь мокрой. Разговор не клеился, и, молча шагая сквозь моросящий дождик, каждый из нас погрузился в свои мысли. Впереди простирался Плимут, казавшийся значительной вехой, огромной городской дверью, через которую нам предстояло пройти в неизвестное будущее. К западу от Плимута, всего в нескольких днях ходьбы, был Полруан – конец нашего маршрута. Следующие две переправы на паромах стали символом последнего отрезка нашего путешествия. Тропа подарила нам уверенность, чувство безопасности, рожденное из знания, что и завтра, и послезавтра, и после-послезавтра мы точно так же будем складывать свою палатку и отправляться в путь. Мне было страшно, и, хотя вслух никто ничего не говорил, я знала, что Моту тоже страшно. Дело было не только в неизвестном будущем на новом месте, среди новых людей, которых нам еще предстояло встретить, не только в будущих финансовых сложностях или трудностях начинания жизни заново. Нас мучил и другой страх, куда более сильный и настойчивый. Рано или поздно нам придется перестать идти, чтобы снова зажить в мире нормальных людей, и что тогда случится с Мотом? Этот вопрос преследовал нас, словно стая чаек, учуявших нашего тунца. Ночевали мы над деревушкой Уэмбери, чтобы подольше не заворачивать за угол, за которым становилось видно Плимут.
У скал Маунт-Баттен мы столкнулись с новыми бытовыми вопросами – типичными для нашего теперешнего образа жизни. Как поступить: сесть на паром до Барбикана за три фунта, а потом пересесть на рейс подлиннее, до остановки Косэнд, еще за восемь фунтов, или же на рейс покороче, до остановки Маунт-Эджкамб, но за три фунта? Или вообще приберечь денежки и пойти через город пешком, пять-шесть миль, в надежде успеть на последний паром? Косэнд ближе к открытым скалам, поэтому там проще будет найти место для ночевки, но зато билет туда стоит дороже. Билет до природного парка Маунт-Эджкамб дешевле, но если мы попадем туда к вечеру, то наверняка натолкнемся на ночной патруль, и тогда нам придется в темноте разыскивать новое место для ночевки. А если мы пойдем по городу пешком, чтобы сэкономить на первой переправе, но не успеем к причалу до отхода последнего парома, нам придется искать ночлег в городе. Слишком много вариантов. У нас оставалось пятнадцать фунтов, одна пачка макарон и полпакетика мармеладок. Мы решили сесть на паром до Барбикана, там пересесть на следующий до Маунт-Эджкамба, а в промежутке потратить оставшиеся девять фунтов на еду на следующие два дня.
Сойдя с парома, мы прошлись по Барбикану, богатому и живописному району Плимута, с трудом нашли магазин, где продавались продукты, а не готовая еда, купили, что смогли, и побрели назад к парому – до следующего рейса оставалось еще полчаса. Мы ждали на металлических мостках вместе с остальными пассажирами и ели булочки и бананы. Паром все не шел. Люди в очереди начали терять терпение. Он по-прежнему не шел. Наконец к причалу подошла лодка, мы все двинулись к ней, но паромщик загородил проход.
– Нет, я не иду до Маунт-Эджкамба. Следующий паром туда пойдет только завтра.
– Да что случилось? Мы прождали целый час.
– Сел на мель. Капитан недооценил отлив. Сегодня он уже точно никуда не поплывет.
Остальные люди из очереди побрели прочь, недовольно бормоча что-то про долгую поездку на автобусе и цены на такси. Мы остались стоять на подрагивающих мостках.
– Вот черт.
– Хочешь сливочный батончик? – Мот присел на свой рюкзак.
– И что теперь? Напомни-ка мне, почему раньше мы никогда не строили планов. Ах да, вспомнила, потому что это всегда кончалось вот так, – я ощутила волну паники: мне совсем не хотелось оставаться в Плимуте.
– Так что, может погуляем по городу? Все равно больше заняться нечем.
– Я думала, мы всегда сможем избежать ночевки в городе. Слишком много людей вокруг – мало ли что может случиться.
– Пойдем просто погуляем, хотя бы убьем несколько часов.
Мы ушли из благополучного района Барбикан, полного туристов и веселой подвыпившей молодежи, и бесцельно бродили по улицам, пока не оказались в центре города. Зажглись вечерние фонари. Мимо торгового центра и дальше, вдоль университетских зданий.
– В следующем месяце я буду ходить в этот университет, а сейчас я иду мимо него и у меня нет денег даже на автобус.
– Ты вообще-то будешь студентом, так что денег на автобус у нас не будет все равно.
Стемнело, и под эстакадой мы увидели бездомного, который устраивался на ночь: раскладывал на бетоне картонку и спальник. Очень приличный спальник; я задумалась, откуда у него такой. Куда качественнее, чем те, что были у нас в прошлом году, но мужчина явно жил на улице уже давно.
– Эй, приятель, не подкинешь деньжат? Мне бы только купить еды на ужин. Я сегодня еще не ел.
– Извини, мы на мели, – я чувствовала, как Мот перебирает в голове содержимое рюкзаков. – Есть немного хлеба и банка тунца.
– Спасибо, приятель, это чертовски щедрый подарок.
Мы вышли из-под моста, вернулись на бульвар и сели на скамейку, рассматривая людей, спешивших мимо по своим делам. На скамейку напротив уселся мужчина и уставился на нас, не сводя глаз. Я пыталась его не замечать, но он все смотрел и смотрел. На вид лет пятидесяти, хотя точно сказать сложно – на улицах люди старятся значительно быстрее, чем на диване перед телевизором. Поношенные штаны, дешевые кроссовки, рваная флисовая куртка поверх кофты с капюшоном – все это выдавало в нем бездомного, но новенькая бейсболка никак не укладывалась в образ. Вероятно, он разглядывал нас с похожими мыслями.
