* * *
Уйдя от моря, мы вошли в лес; наши рюкзаки заметно потяжелели от окаменелых аммонитов с пляжа – реликвий прежних жизней, прежних тысячелетий, тех времен, когда мы еще были рыбами. Деревья сомкнулись за нами, и мы попали в особый мир: жутковатые, сырые британские джунгли, возникшие в канун Рождества 1839 года, когда восемь миллионов тонн земли сползли в море, оставив за собой глубокое ущелье. Оползень унес с собой овец, кроликов, чайную и целую область, известную как «козий остров». В море сползло также поле пшеницы, не пострадав, и следующим летом с него собрали урожай. Больше оползень не трогали, и постепенно все семь миль заросли папоротниками, плющом и деревьями, с которых непрерывно капала и сочилась вода. Земля, изменившаяся в одночасье и навсегда застрявшая в этом состоянии. Дикие растения, к которым никто никогда не прикасался, росли здесь как им вздумается, принимая собственную причудливую форму, свободно извиваясь, искривляясь и разбрасывая семена. Единственный вход в эти джунгли, как и выход из них, был через тропу, и мы прошли по ней немало, прежде чем вновь выбрались на свет божий.
Казалось, сил у нас прибывает с каждым днем – мы легко проходили милю за милей. Деревушки Ситон и Бир промелькнули мимо, как ожившая картинка из 1950-х годов, и мы остановились на каменном пляже возле деревни Бранскомб, чтобы приготовить еду. Бранскомб – часть юрского побережья, он защищен ЮНЕСКО, однако когда в 2007 году крупное грузовое судно «Неаполь» столкнулось со сложностями в Ла-Манше, власти решили направить его не в ближайшую гавань, Фалмут, а в Портленд. Не добравшись до цели, корабль остановился в миле от пляжа, возле деревни Бранскомб, в природоохранной зоне, критически важной для зимующих здесь птиц, а также для редкой и исчезающей морской фауны. Судно начало крениться, и вывалившийся в море груз – духи, вино и мотоциклы БМВ – понемногу стало выбрасывать на берег. Несмотря на все усилия властей, им не удалось остановить мародеров; позже было сказано, что они лишь «помогали в расчистке местности». Гуляя по пляжу, мы не увидели никаких признаков этого происшествия, но, уходя, заметили сияющий хромом мотоцикл в сарае позади кафе.
В ту ночь мы поставили свою палатку на идеально ровном поле с коротко подстриженной травой – в 1935 году оно было отдано в общественное пользование неким мистером Корнишем. Поле окружала полоска низкого подлеска, и мы сидели на скамейке под серебристыми березами, глядя на огни городка Сидмут далеко внизу. Мимо бесшумно прошел барсук и исчез в папоротниках. Не обращая никакого внимания на запах людей, уже много дней не видевших душа, он слился с зеленью, но почти немедленно выглянул из нее в другом месте. Спустя буквально несколько секунд его голова возникла еще дальше, а потом опять на прежнем месте. Либо это был очень быстрый барсук, либо в папоротниках их было несколько. Рассматривая следы на следующее утро, выдавшееся на редкость росистым, мы решили, что барсуки охотятся стаями. Как же нам повезло, что мистер Корниш и другие люди создали такое убежище для диких животных и любителей пеших прогулок – и тем, и другим на этом побережье оно просто необходимо.
С тех пор, как мы вышли из Дорсета и вошли в Южный Девон, не только скалы приобрели красный оттенок, но и на каждом углу начали встречаться организованные стоянки для туристических автофургонов, так что найти место для дикого ночлега становилось все труднее и труднее. Когда мы уже в сумерках вышли из городка Бадли-Салтертон, эта задача показалась нам просто невыполнимой. Вокруг стемнело, а мы все шли по тропе: с одной стороны высокая живая изгородь, а с другой – проволочная сетка, огораживающая поле для гольфа.
– Я же говорила, надо было вернуться на пляж.
– Нет, там было слишком близко к городу.
– Всё лучше, чем здесь, посреди ничего.
Мы пришли на вершину холма; с обеих сторон от тропы были густые заросли ежевики и дрока высотой мне по плечо. Невдалеке внизу мы видели огни Эксмута, но между ним и нами сияла прожекторами и аккуратно проложенными дорогами огромная стоянка для автофургонов, похожая скорее на тюрьму, чем на место для отдыха. Нам ничего другого не оставалось – мы перелезли через проволочную сетку на поле для гольфа. Шестнадцатая лунка как будто специально была предназначена для стоянки. Идеально ровная полянка с короткой, мягкой как бархат травкой, да еще и со скамейкой. Великолепно. Стояла полная темнота, которую изредка прерывал только отблеск огней снизу. Поле для гольфа уходило вглубь полуострова, но со стороны моря между нами и тропой рос густой кустарник – как раз достаточно, чтобы укрыть нас от глаз утренних собачников. Если мы уйдем до появления гольфистов, все будет нормально.
Стойки вывалились из своего чехла с обычным грохотом. Смысла соблюдать тишину не было – ближайшее жилье находилось в миле, не меньше, разве что какой-то дом спрятался в зарослях дрока, что казалось сомнительным. В любом случае на протяжении всего пути у нас не возникало никаких проблем с людьми; нам встречались опасные скалы, муравьи-людоеды, чрезмерно дружелюбные собаки, но с людьми проблем не было. Однако шорох в кустах заставил нас насторожиться. Мы замерли на месте, прислушиваясь. Это мог быть барсук или лиса – и тех, и других здесь водилось в изобилии, и они не были поводом для беспокойства. Шорох раздался вновь, на этот раз на несколько метров левее. Шум двигался вдоль забора, окружающего поле, и раздавался из кустов, не с тропы. Может быть, это олень или мунтжак? Над кустами появилась чья-то голова, затем вновь исчезла – или нам это померещилось? Мы скорчились на земле, прячась под кустами терновника. Затем мы ясно увидели его. Высокая черная фигура, приникнув к забору, всматривалась в поле для гольфа; огни снизу подсветили седые волосы. Пока он стоял неподвижно, мы больше ничего не слышали, и понадеялись, что он был один, хотя с ним могли быть и другие, прятавшиеся и выжидавшие в темноте. Мы продолжали сидеть, не шевелясь, стараясь не дышать слишком громко. Он пошел обратно вдоль забора. Возможно, ушел совсем? Мы прождали целую вечность, но наконец не смогли больше сидеть на корточках и поднялись на ноги. Человек пулей вылетел из дрока в двух метрах перед нами и спиной вперед исчез в кустах. Мы слышали, как он ломится сквозь них, а затем убегает по тропе. Собирается ли он вернуться? И если да, то один или с подкреплением? Не осмеливаясь поставить палатку, мы сидели на скамейке, каждую секунду ожидая его возвращения с подмогой.
К полуночи мы сдались и всё же поставили палатку, замерзшие и промокшие от выпавшей росы. Мы слишком устали, чтобы готовить, поэтому съели по шоколадке, но еще не уснули, когда услышали глухой рокот, похожий на отдаленные раскаты грома. Это был не просто звук, а вибрация, исходившая от земли. Неужели это он возвращается назад с целой армией? Мы лежали, не шевелясь, и ждали, но ничего не произошло. Выбравшись из палатки, при свете звезд мы не услышали и не увидели ничего, кроме маленькой лодки, входившей в залив.
На следующее утро мы собрали палатку еще до шести и устроились на скамейке, чтобы выпить чаю. Солнце только-только вставало над горизонтом, заливая красные скалы глубокими тонами ржавчины и освещая шестнадцатую лунку. Не считая потревоженной росы, вокруг не было никаких признаков нашего пребывания здесь – мы уже давно превратили главное правило «дикого» походника – не оставлять никаких следов – в настоящее искусство. Невдалеке по полю шел мужчина с двумя собаками, неторопливо двигаясь от лунки к лунке, но явно приближаясь к нам. Наконец он подошел вплотную.
