– Ах, не волнуйся. Всё будет замечательно. Стопроцентно!
– Да ладно?
– Тестественно. «Если вдруг мильон сомнений, вам нельзя без привидений!» Старинная привиденческая пословица, только что выдуманная Циппелем Наипервейшим.
В дверь постучали. Циппель взмыл вверх и слился с потолком. На пороге стояла мама.
– Фрау Вильгельм хочет поговорить с тобой. – Мама удивлённо посмотрела на Пауля и протянула ему телефон.
У Пауля пересохло в горле. Фрау Вильгельм. Зачем это она звонит? Неужели нажаловалась на него родителям?
Он взял трубку и тихо сказал:
– Алло?
– Это ты, Пауль? – спросила фрау Вильгельм.
– Да, – ответил он.
– Привет, Пауль. Не поднимешься ко мне?
– Э-э-э… сейчас?
– Если у тебя есть время, конечно.
Пауль постарался говорить как можно спокойнее:
– Хорошо.
И повесил трубку.
– Чего хотела фрау Вильгельм? – спросила мама.
– Понятия не имею, – пожал плечами Пауль. Он надевал ботинки, и пальцы его так дрожали, что он едва смог завязать шнурки. – Я скоро! – крикнул он и пошёл, не оборачиваясь.
Чёрт-чёрт-чёрт. Что ей от него нужно? Но лучше уж пусть отругает его, чем жалуется родителям.
Пауль медленно поднимался по скрипучим ступенькам. Три этажа – это чертовски много, когда знаешь, что в конце пути тебя ждёт что-то неприятное. Он хотел уже позвонить в дверь фрау Вильгельм, но тут заметил, что она приоткрыта. Пауль осторожно постучал.
– Заходи! – крикнула фрау Вильгельм.
Пауль толкнул скрипучую дверь. В коридоре было темно. Вдали, в большой комнате, горел свет. Он медленно побрёл по коридору. В сумраке рамы без картин казались гораздо страшнее, чем при свете.
– Фрау Вильгельм, где вы? – позвал Пауль.
– В большой комнате! – отозвалась она резким дребезжащим голосом.
Пауль вздрогнул. Старые половицы скрипнули. В кухне громко капала вода: плюх, плюх, плюх… Ещё три шага – и он у дверей в большую комнату Фрау Вильгельм сидела в том самом кресле, в котором он сидел в прошлый раз. И смотрела на шкаф. От двери было не видно, на какую полку она смотрит. Пауль видел только её зажмуренный левый глаз, страшный и морщинистый.
– Заходи, – сказала фрау Вильгельм и кивнула на второе кресло. – Садись.
Пауль осторожно обошёл её кресло и уселся во второе. Фрау Вильгельм медленно повернула голову, взглянула на него правым глазом и спросила:
– Ты один?
– Ага. – Пауль кивнул и нервно сглотнул. – А что? Нужно было с родителями? («Не такая уж плохая идея», – подумал он вдруг.) Сходить за ними?
Он хотел было вскочить, но фрау Вильгельм протянула руку, чтобы удержать его, и тихо засмеялась.
– Ни в коем случае. Сиди. Нам нужно поговорить наедине.
Пауль застыл. Фрау Вильгельм кивнула на столик между креслами. Там стояла вазочка с чёрными шариками.
– Хочешь?
– Нет, спасибо, – покачал головой Пауль.
Она решила его отравить?
Фрау Вильгельм взяла шарик и откусила половинку.
– Мы обожали шоколад – я и мой муж, – сказала она.
– Спасибо, – отказался ещё раз Пауль, – мы скоро будем ужинать.
Фрау Вильгельм снова взглянула на него. Может, её правый глаз казался таким огромным, потому что левый всё время зажмурен? Фрау Вильгельм молчала долгих десять секунд, а потом спросила:
– И как же его зовут?
– Что? – удивился Пауль. – Кого?
– Ну говори же! – воскликнула фрау Вильгельм. – Я хоть и одноглазая, а всё замечаю.
У Пауля задрожали руки. Он попался в ловушку, это точно.
– А что с вашим глазом? – спросил он, чтобы немного потянуть время.
– А что с глазом господина Ритче? – Фрау Вильгельм поудобнее устроилась в кресле.
– Так это совсем другое. Ему в глаз попала пыль, когда он заглянул в наш замок.
– Да, он мне рассказал, – кивнула фрау Вильгельм. – Хочешь верь, хочешь нет, а со мной случилась точно такая же история. Семьдесят пять лет назад. Это произошло десятого августа. Никогда не забуду этот день, самый ужасный в моей жизни. И самый прекрасный.
– А что случилось десятого августа?
– Мне тогда было столько же, сколько тебе, – начала фрау Вильгельм. – Восемь лет. Мы жили в этом доме, на первом этаже.
– Правда? – Пауль не знал, чему он удивлялся больше: тому, что фрау Вильгельм когда-то была маленькой, или тому, что она живет здесь с самого детства.
Она словно прочла его мысли.
– Я и родилась в этом доме. Но это совсем другая история. Так вот, я была ребёнком с ключами. Как и ты. Мои родители держали маленький магазин. Мы продавали пуговицы и подтяжки, всякую всячину для шитья и ткани. Мама с папой работали с утра до вечера, но мы всё равно были очень бедными. Иногда на ужин у нас было только молоко – и больше ничего. Ну да это тоже совсем другая история…
Фрау Вильгельм положила в рот вторую половинку конфеты, закрыла глаз и стала жевать – вдумчиво и молча. Видно было, что ей очень вкусно. Потом она потёрла руки и сказала:
– В общем, однажды после школы я пришла домой и, отпирая дверь, услышала странный звук. Как будто кто-то говорил – прямо в нашей двери. Я приложила глаз к замочной скважине, и оттуда вылетело облако странной пыли. И наверное, кусочек железа. Я отскочила, но было поздно. Тогда врачи были не так хороши, как теперь – я потеряла левый глаз. Но зато у меня появился друг, самый лучший друг в мире.
Фрау Вильгельм уставилась на Пауля голубым глазом и тихо проговорила, будто доверяя ему важный секрет:
– Его звали Квокель.
– Квокель? – удивился Пауль. – Что за странное имя!
– Ну просто он шуршал и скрипел в замочной скважине, и это звучало так: «квокель-квакель, квокель-квакель!» – Она тихонечко засмеялась, передразнивая своё привидение. – Он прожил у меня почти год. С ним было так весело! Так здорово. Мой Квокель обожал петь. И всё время устраивал что-нибудь интересненькое. Однажды мы сидели на чердаке, прямо над этой квартирой. Там такое круглое окно с решётками, знаешь? Мы сидели, и город был далеко внизу, а мы бросали на прохожих овсяные хлопья. Стояло лето, я болтала босыми ногами, а Квокель каждый раз, кидая хлопья, кричал: «Снег идёт! Снег идёт!»
Плечи её затряслись от беззвучного смеха.
Пауль рассматривал дряхлую фрау Вильгельм, которая, оказывается, когда-то сидела на чердаке, болтала в воздухе босыми ногами и бросала на прохожих овсяные хлопья.
