– Жми, – скомандовала миссис Тухейн, и он поднял штангу.
Женщина из другого письма утверждала, что поцеловала Эдварда в щеку перед слушанием в Вашингтоне, хотя он не помнил этого. Следующая адресантка оказалась матерью, потерявшей в авиакатастрофе дочь. Она сожалела о том, что критично относилась к девушке. «Я говорила ей, что она должна прекратить есть углеводы или что ее волосы выглядят ужасно. Теперь я думаю, почему меня так волновало, как она выглядит?»
Затем последовала череда писем с неуместными требованиями.
«Пожалуйста, не растрачивай впустую этот дар, который тебе довелось получить».
«Убедись, что ты живешь осознанной жизнью».
«Проживай каждый свой день в память о погибших».
Меньше всего Эдварду нравились письма, которые учили его, как обращаться с собственной жизнью.
– Кроме того, – сказала миссис Тухейн, – в твоем возрасте обмен веществ работает как горячая печь. Думаю, если ты продолжишь заниматься с такой же регулярностью, то к выпускному году наберешь килограммов десять мышц. Опусти ее сейчас же, медленно.
Во время ужина Эдвард заметил, что дядя и тетя выглядят осунувшимися. Он не знал, где Лейси хранила снотворное, но ему захотелось найти злополучные таблетки и спустить их в унитаз. Сон нужно заслужить, хотел сказать он тете. Впрочем, он и сам не заслужил его – ему сон подарили письма.
Он смотрел на Джона, который выглядел рассеянным и дважды за вечер проверил телефон. Лейси ненавидела эту его привычку, а Эдвард испытывал к дяде чувство негласной солидарности. Тетя щурилась и фокусировалась на племяннике, рассказывая ему о своем длинном рабочем дне: ей пришлось провести дополнительный час, укачивая младенцев.
– Ты когда-нибудь вдыхал аромат младенца?
– Кажется, нет.
– Однажды тебе придется поехать со мной в больницу. Это неописуемо прекрасно.
Мне нужно прочитать столько писем, подумал он и незаметно перевел внимание на дядю.
– Это правда, – напряженно и с опозданием произнес Джон. – Она права насчет запаха новорожденного.
Когда Эдвард вышел из дома после ужина, он натолкнулся на Бесу, ожидавшую его на подъездной дорожке.
– О, добрый вечер.
– Я бы хотела знать, что вы с моей дочерью задумали.
На улице стоял холод, но ни на ком из них не было зимнего пальто.
– В последнее время нам задавали много домашки, – вздрогнув, ответил он.
– Не нужно недооценивать мой интеллект, mi amor.
Беса всегда называла его так, хоть Эдвард и чувствовал, что за последний год ее теплые чувства к нему немного поостыли. Он подрос и стал выше ее. Однажды Шай сказала ему, что ее мать любит всех детей, но не доверяет мужчинам. Эдвард сейчас выглядел как молодой мужчина.
Он старался смягчить выражение лица.
– Вам лучше спросить Шай.
Она рассматривала его из-под бровей.
– Ты же знаешь, что я уже это сделала. Разве я бы спросила тебя первым?
Эдвард вздохнул. Лгать Бесе было немыслимо. Она требовала правды каждым изгибом своего лица. Он попытался придумать что-то, что хотя бы будет казаться правдой.
– Мы работаем над проектом. Пытаемся помочь людям.
Она посмотрела на него с выражением, делающим ее очень похожей на свою дочь, и Эдвард, заметив это сходство, едва сдержался, чтобы не улыбнуться.
– Посреди ночи? Ты думаешь, я не слышу, как вы тут суетитесь?
– Ну, проект…
– Вы с Шай занимаетесь сексом?
Выражение его лица, кажется, само ответило, и Беса с облегчением выдохнула. Женщина наклонилась вперед и прижала ладонь к его щеке.
– Прости, pobrecito. Я не хотела доводить тебя до сердечного приступа. У меня есть свои страхи, но я, конечно, ошиблась.
Эдвард не мог говорить, лицо его словно горело. Беса рассмеялась, взяла его под руку и повела к своему дому.
– Я рада, что вы работаете над проектом. Это для школы, я полагаю? Шай нужно поддерживать свои оценки на должном уровне, чтобы получить стипендию и дополнительные баллы. Мы ведь не станем говорить ей об этом?
– Нет, – прохрипел Эдвард, когда они поднялись на порог.
Ему пришлось постоять несколько минут у подножия лестницы, пытаясь справиться с сердцебиением и жаром, прежде чем он смог войти в комнату Шай. Он с облегчением увидел, что та сидит за столом, спиной к нему.
– Как раз заканчиваю… – сказала она, не оборачиваясь.
Он сел на ее кровать и принялся ждать. Повернувшись, Шай протянула ему большой конверт.
– Ты в порядке? – спросила она. – Что-то покраснел.
– Все хорошо. Сколько здесь ответов?
– Сегодня только один.
– Мы не можем игнорировать письма от маленьких детей или о них, – сказала она на следующее утро после того, как они открыли сумку.
Они договорились, что она составит и напечатает ответы, которые Эдвард затем подпишет. Шай начала с первого письма, которое они прочитали, от отца, просившего Эдварда написать конкретные послания его троим детям. Она писала и переписывала эти три письма в течение нескольких дней.
– Я не могу ошибиться, – заметила Шай. – Это очень важно. Мне нужно написать идеальные письма.
Эдвард достал из конверта письмо и просмотрел страницу. Она написала монахине из Южной Каролины, сказавшей, что красота спасения Эдварда удержала ее от ухода из церкви.
– Я знаю, что это не ребенок, но монахиня кажется милой, – произнесла Шай. – И она очень старая. Это тебя устраивает?
– Ты решаешь, кто получит ответ.
– Монахиня утверждает, что тебя действительно спас Бог: она поняла это по твоей фотографии из больницы.
– По моей фотографии?
– Очевидно, волосы Иисуса были темными и блестящими и выглядели влажными, словно его только что помазали. Твои волосы на той фотографии выглядели так же.
– Мои волосы выглядели мокрыми? Это отвратительно.
– Она считает, это доказывает, что Бог помазал тебя и тем самым спас от смерти.
Эдварду захотелось рассмеяться, но он не смог выдавить из себя ни звука.
– Завтра я не пойду в школу, – сказал он. – Лейси весь день будет в больнице, а мне нужно просмотреть остальные письма. Непрочитанные письма не дают мне дышать.
– Хорошо, я тоже останусь дома.
Он ожидал этого и был готов.
– Если мы оба пропустим занятия, нас могут поймать. У меня почти не бывает прогулов, так что я определенно могу выйти сухим из воды, если останусь один. Кроме того, тебе нужно думать об оценках. – Он вспомнил подозрения Бесы и покраснел.
