Джон смотрел на него широко раскрытыми глазами.
– Послушай, – сказал он, – твоя тетя считает, что мы напрасно приехали сюда, хотя ты сам настоял на приезде. Мне следовало бы прислушаться к ней. Я слишком упрям.
Эдвард расстроился из-за того, что расстроился дядя, и из-за того, что он, скорее всего, злился на самого себя.
– Слушание вот-вот начнется. Вам определенно стоит пойти.
– Уверен?
– Да.
Когда Джон ушел, Эдвард остался неподвижно сидеть на жестком стуле. И на миг ему показалось, будто его обхватил ремень безопасности. И руки похолодели, в точности как в тот день, когда он прижимал ладонь к окну самолета. Он вспомнил, как давил на иллюминатор, а потом отдергивал руку. Эдвард мог поклясться, что прямо сейчас чувствовал брата рядом, тепло его плеча. Это не было похоже на воспоминание. Он сидел на складном стуле, но ему казалось, будто ремень безопасности самолета туго стягивает его пояс.
Эдвард слышал сердцебиение матерей, отцов, братьев и сестер, супругов, кузенов, друзей и детей, собравшихся наверху. Его грусть сливалась с их грустью. Он был рад, что остался здесь, на цокольном этаже. Потому что в зале ему не место. Его место рядом с мертвыми, рядом с теми, кто не пришел на слушание, с теми, кто знает все и одновременно не знает ничего.
Через час он услышал шаги, это был дядя.
– Слушание только что закончилось. – Джон оглянулся. – Мы должны уехать прямо сейчас. Охранник встретит нас у черного хода. Пришли сотни людей, слишком много, чтобы поместиться в одном зале.
Эдвард понимающе кивнул: он слышал биение десятков сердец, и новость не удивила его.
– Большинство из них пришли, чтобы увидеть тебя. Это возмутительно. – Джон махнул рукой, как будто это должно было помочь смахнуть людей в сторону. – Одна женщина припарковалась на заднем дворе. Она согласилась довезти нас до нашей машины, чтобы мы могли избежать толпы. – Он повел Эдварда к дверям. – Я сделал много записей, – сказал дядя. – И сфотографировал слайды, которые представили члены комиссии. Я покажу их тебе, когда мы доберемся до машины.
Эдвард помотал головой еще до того, как дядя закончил говорить.
– Все в порядке. Мне не нужно их видеть. Я не хочу знать о том, почему разбился самолет.
Дядя бросил на него быстрый взгляд. А Эдвард почувствовал облегчение: после долгих месяцев, в течение которых он не знал ничего, такое положение дел показалось ему правильным. Он не хотел знать никаких подробностей о самом худшем дне своей жизни.
Может, он именно за этим и приехал в Вашингтон, чтобы выяснить, чего же он хочет. Может, он желал стать частью общественной драмы, разыгравшейся вокруг катастрофы? Неужели он хотел, чтобы его окружали на улицах? Чтобы ему говорили, что он особенный, избранный? Может, ему нужны были ответы, которые давало слушание? Он вымучил что-то похожее на улыбку. Нет – вот ответ на все эти вопросы, и этот ответ принес облегчение. Эдварду казалось, что он прячется от событий того дня.
Они пересекли улицу и вошли в дверь очень длинной машины. Уже усевшись, Эдвард понял, что они попали в мини-лимузин. На водительском сиденье расположился человек в костюме. Напротив Эдварда – худая пожилая женщина в бархатном платье. Ее волосы были собраны в пучок, руки сложены на груди, подбородок поднят. В том, как она сидела, чувствовалось достоинство.
– Привет, Эдвард, – сказала она. – Меня зовут Луиза Кокс.
– Здравствуйте.
– Я рада, что мы приехали на «бентли», Бо, – обратилась дама к водителю. – Он вместительный.
– Да, мэм. Машина джентльмена стоит неподалеку.
Он уже почти выехал на дорогу, и по мере того, как они удалялись от здания и людей, Эдвард расслаблялся, но ему нестерпимо хотелось расплакаться. Он предпочел бы не плакать перед этой причудливой леди, которая улыбалась ему, пока осторожно снимала перчатки.
– У меня трое сыновей, – сказала Луиза. – Я помню каждого из них в твоем возрасте так четко, будто они сейчас сидят рядом с тобой. Пестрая была команда эти дети. Я одевала их в пиджаки и галстуки, хотя они всегда хотели ходить в джинсах, как ты. Нужно было позволить им это. Они выглядели как маленькие сердитые гендиректора, точь-в-точь их отец.
– Большое спасибо за помощь, – прервал ее Джон. – Я и понятия не имел…
Она махнула рукой, и кольца сверкнули на пальцах.
– С превеликим удовольствием. Как только мы доставим вас к машине, вы сможете спокойно улизнуть. – Она смотрела на Эдварда так, будто он замок, который она собирается вскрыть. Это был очень невежливый взгляд. – Вы поступили мудро, пропустив слушание, молодой человек. Оно было похоже на цирк, а вы бы стали его главным аттракционом.
Эдвард накинул ремень безопасности, попытался несколько раз его защелкнуть, но не вышло.
– Мэм, – произнес он. – Этот ремень безопасности сломан?
– Он тебе не нужен, – сказал Джон. – Мы проедем всего несколько кварталов.
– Нужен.
Луиза дотянулась до Эдварда и щелкнула ремнем. Эдвард благодарно кивнул ей. Машина свернула налево, потом направо: улицы были с односторонним движением.
– Кажется, я вовсе не того ожидал от слушания, – сказал Джон. – Подумать только, как много членов семей пришли.
Луиза слегка улыбнулась:
– Мой бывший муж был среди пассажиров. Криспин Кокс. Возможно, вы слышали о нем? Мы были разведены в течение… дайте-ка подумать… почти сорока лет.
Эдвард положил руку на свой ремень, чтобы убедиться, что тот на месте. И напрягся: мир для него теперь выглядел очень опасным.
– Ваш бывший муж выступал с речью в моем колледже, – сказал Джон. – Много лет назад.
– Криспин был подонком, – ответила Луиза. – Он болел раком, но победил бы его и остался бы подонком еще на много лет.
– Он вам не нравился? – спросил Эдвард.
– Ну, – задумалась она, – это несколько сложнее, чем любить или не любить. Но я действительно ненавидела его почти каждый день.
– Я вижу машину. – Джон наклонился, рассматривая авто, к которому они приближались. Улица выглядела безобидно: по тротуарам спешили люди, и они совершенно ничего не знали об Эдварде Адлере и не интересовались им.
– Я свою семью не ненавидел, – сказал Эдвард.
Луиза оценивающе посмотрела на него ярко-голубыми глазами.
– Мне жаль, – ответила она. – Ненавидеть было бы гораздо проще.
Джон перегнулся через Эдварда, чтобы открыть дверцу машины, и вот они уже стоят на свежем воздухе, глядя через открытое окно на женщину.
– Было очень приятно познакомиться с тобой, Эдвард Адлер. Если ты не возражаешь, мы будем на связи.
– Я не возражаю, – ответил он.
Она помахала унизанной кольцами рукой и закрыла окно. «Бентли» медленно отъехал.
