– «Не плачь по мне, Аргентина», – пропел Джон, когда Эдвард появился на кухне.
– Вряд ли мне стоит сидеть в интернете. – Эдвард умолк, не зная, как продолжить.
– Согласен, – ответил Джон.
– Но может, вы иногда будете мне рассказывать о чем-нибудь таком? Если вам не сложно… – Эдвард снова замолчал, чтобы случайно не выпалить: Я знаю, что вы отслеживаете новости о крушении и все упоминания моего имени, ведь однажды я украл ваш планшет.
– Ты хочешь, чтобы я рассказывал тебе о том, что происходит в интернете, но без подробностей?
– Типа того.
Дядя изучал его с минуту, как будто пытался понять, с чем он действительно может справиться, а затем сказал:
– Думаю, ты и сам понимаешь, что с началом учебного года всеобщий интерес к тебе вновь пробудился. Будет куча фотографий, возможно, пара видео. Не думаю, что появится новая информация. Люди будут утверждать, что видели и знают тебя, как они делали с момента катастрофы, но это просто выдумки.
– Они говорят, где видели меня?
– Везде и всюду, – вздохнул Джон. – Один мужчина утверждал, что несколько недель шел за тобой и золотистым лабрадором по Аппалачской тропе. Говорят также, что ты плавал в озере Плэсид, гулял в одном из художественных музеев Нью-Йорка, осматривал достопримечательности в Эдинбурге.
– Мы с Шай пытались найти в интернете информацию о Джордане, – внезапно выпалил Эдвард.
– И о нем почти ничего не пишут, не так ли?
– Да.
– Хорошо, – ответил дядя. – Я буду сообщать тебе о происходящем. В пределах допустимого, конечно. Но я хочу, чтобы ты запомнил: в этом мире нет правдивой информации о тебе, которую бы ты уже не знал сам. Твоя жизнь – это ты сам. Интернет полон авантюристов и людей, от безделья выдумывающих небылицы. Раньше он мне нравился, но это не то место, в котором следует искать правду.
А где следует искать ее? – чуть не слетело с губ Эдварда, но он сдержался, пожелал дяде спокойной ночи и вышел из комнаты.
За окном кабинета доктора Майка бодро зеленело дерево с гладким коричневым стволом. Отчего-то оно было больше похоже на дерево, чем все остальные деревья вокруг, и поэтому казалось, будто это и не дерево вовсе, а декорация к фильму. Мысль о том, что дерево может быть искусственным, немного обрадовала Эдварда. Он и сам чувствовал себя искусственным, полупластиковым, собранным из множества кусков только для того, чтобы выполнять роль маленького мальчика, оправляющегося от трагедии. Когда он сидел в кресле, всегда украдкой поглядывал на дерево.
– Когда ты что-нибудь вспоминаешь, это воспоминания до или после?
– До.
– Перечисли, что ты помнишь. Что угодно. Фрагменты, отрывки – неважно.
Эдвард на секунду закрыл глаза и увидел раскрытую книгу на крышке пианино.
– Я собирался разучить новую композицию. «Скарбо» Равеля.
– Не знал, что ты умеешь играть. Расскажи мне о композиции.
Эдвард нахмурился:
– Я еще не начал ее разучивать. Учитель сказал, что не знает, готов ли я к этому. «Скарбо» состоит из быстрых тремоло, множества октавных скачков и гаммообразных пассажей с параллельными секундами.
Эдвард посмотрел на свои руки. Костяшки пальцев, стянутые кожей, казались почти белыми. Эти руки совсем не походили на руки Эдди, который часами играл на пианино. Он был уверен, что уже не сможет сыграть ни одну из выученных композиций. Пальцы чувствовали себя иначе; музыка перестала звучать в голове после крушения. Прежде Эдвард не задумывался об этом, но теперь понимал, что он ждал возвращения музыки, как ждут пса, сорвавшегося с поводка. Но музыка не возвращалась. И не вернется. Она покинула его. Эдди обладал музыкальным талантом, у Эдварда его нет.
– То есть ты занимался всем этим серьезно.
– Я не хочу об этом говорить. – В конце предложения голос Эдварда внезапно взмыл вверх. – Не говорите об этом дяде и тете, – прибавил он.
– Они не знают, что ты играешь?
– Играл. Если и знали, то забыли.
Кажется, доктор Майк хотел что-то сказать, но передумал.
– Мне все это не нравится.
– Что все?
– До было лучше. Но его больше не будет. Зачем мы продолжаем говорить о прошлом?
– Мы можем не продолжать прямо сейчас, – ответил врач. – Я просто не хочу, чтобы ты блокировал воспоминания. Они хорошие, а это значит сильные. Мы с тобой выстраиваем новый фундамент, и если ты впустишь в себя эти воспоминания, если они когда-либо принесут тебе удовольствие, то эти воспоминания станут кирпичиками нашего фундамента. Хорошими, прочными кирпичиками.
Эдвард облокотился о спинку кресла и закрыл глаза. Теперь он слышал доктора, но не видел его.
– Мы закончили?
– Да, – ответил Эдвард. – Мы закончили.
Они увидели большой белый грузовик, припаркованный у дома, когда возвращались из школы в среду. Двое здоровенных мужчин с трудом пересекали лужайку, держа в руках объемную коробку. Эдвард отвернулся.
– Я хочу помочь распаковать вещи! – хлопнув в ладоши, сказала Шай.
– И я помогу, – с напряжением в голосе добавила Беса. – Мы, скорее всего, разберем большую часть уже сегодня.
– Ох, ну что ж… – взволнованно ответила Лейси. – Я и не думала, что мы так скоро начнем.
Эдвард кивнул. Вечерами, после школы, они смотрели записанную серию «Главной больницы». Сейчас, например, бесследно исчез Лаки, сын Люка и Лауры.
– Мы должны провести тщательную инвентаризацию, – сказала Шай матери. – Записать содержимое каждой коробки.
– Perfecto. Потом вы сможете решить, что делать с вещами, – ответила Беса.
Лейси и Эдвард обменялись взглядами.
– Хорошо? – уточнила Лейси у Эдварда.
Лейси и Эдвард послушно последовали в дом за соседями. Коробок оказалось гораздо больше, чем ожидала Лейси, они тянулись от детской до лестничного пролета. Беса сбегала домой и вернулась с горстью чего-то похожего на хирургические скальпели.
– Тебе не обязательно смотреть, – сказала Шай Эдварду. – Не нужно, если не хочешь.
Он кивнул, но не сдвинулся с места. Эдвард наблюдал за тем, как Шай разрезает коробку с цифрой 1, выведенной маркером.
– Кухонная утварь, – объявила Шай, выуживая из коробки листок бумаги. – О-о-о-о, таблицы! Все очень хорошо организовано. Давайте посмотрим. Кофейные чашки, стаканы, столовые приборы, десертные тарелки…
Эдвард знал, что в этой коробке лежит любимая кружка мамы – с нарисованным красным шариком из ее любимого французского фильма. Там же лежал его высокий треснувший стакан. Маленькие чашки, которые они с Джорданом наполняли водой и перед сном ставили у кровати.
