У Сэндис защемило в груди. Сердце ее разрывалось от жалости к Рону.
Заслоняя свечу, она пробежала мимо ризницы, где болтали святые отцы. Рон заверил, что в Лилейной башне ей ничего не грозит, но ушки на макушке держать все-таки стоило. Она боялась привлечь к себе внимание, боялась ляпнуть что-нибудь не то.
Распахнув тяжелую дверь, она впорхнула в комнату. Скрестив руки, Рон стоял у окна, вперив взгляд в ночное небо. А она-то думала, он давно спит! Неужели он до сих пор мается из-за отца?
Рон обернулся, но ничего не сказал.
Сэндис поставила свечу и разразилась радостным щебетанием, надеясь приподнять ему настроение.
– Я нашла его! Он живет в Округе Три!
– Да? Где именно? – вскинулся Рон.
– Я… он больше ничего не сообщил о себе. Не написал адрес.
По правде говоря, только треть пилигримов оставляла свои адреса.
– Немного же ты разузнала, – помрачнел Рон. Лицо его в неверном свете свечи вытянулось и заострилось.
– Но разузнала же! – жизнерадостно улыбнулась Сэндис, веря, что улыбнется и он. – Мы скоро его найдем. Я чувствую. Я обойду все дома в Округе Три, постучусь в каждую дверь.
– О, да. Тогда мы его отыщем в два счета.
Он отвернулся к окну. Но бурлившей от радости Сэндис не стоялось на месте. Глаза ее горели восторгом, в горле клокотало от счастья. Она подбежала к окну и жадно, насколько позволяла рама, уставилась сквозь стекло.
– Ух ты… – застонала она.
– Что с тобой?
– Смотри, сколько звезд! Целых… целых семь!
Рон утробно хрюкнул.
– Если уехать из Дрезберга, можно увидеть гораздо больше.
– Взаправду? – Сэндис отпрянула от прохладного стекла. – И сколько? Мой папа говорил, что в чистом поле видны скопления звезд, а некоторые из них даже образуют фигуры.
– Ты как ребенок, – хмыкнул Рон.
Она дернула плечами и снова уставилась на черное, завешанное дымными облаками небо.
– Как можно не любить звезды? Они такие загадочные… такие яркие. Даже когда их не видно, ты знаешь, что они там. Просто Целестиал спрятал их под замо́к подальше от твоих глаз, и ты гадаешь, почему же он так поступил…
Она запнулась, посмотрела на Рона, давившегося от смеха.
– Ты никогда не лежал на спине, глядя на звезды?
Иногда после доброго проливного дождя она ложилась и смотрела на звезды. Давным-давно. В своем старом доме. У оккультников подобная роскошь была ей недоступна. Слишком уж глубоко хоронились они под землей, чтобы она могла видеть небо.
– Пойдем, – отлип от окна Рон.
– Куда?
– Увидишь.
Они вышли из комнаты и полезли вверх по лестнице – не по той, что поднимались к Ангелику, а по грубой и безыскусной, без ковров, с узкими, истертыми ступенями. По лестнице, где, наверное, носились вверх и вниз слуги. Они добрались до площадки с двумя расположенными друг напротив друга дверьми. Поколебавшись, Рон открыл правую дверь, и они очутились в небольшом, погруженном во мрак лестничном пролете. Наверху виднелась дверь, похожая на те, какими обычно загораживали вход в винный погреб. Рон вскрыл замок, надавил на нее плечом и растворил настежь.
Холодный ветер ударил Сэндис в лицо, растрепал волосы. Рон проскользнул в дверь, протянул руку и втащил ее на самый верх шпиля Лилейной башни.
Сэндис глянула вниз и задохнулась от изумления. Убегали в необозримую даль дороги. Из-за приземистого холма слабо мерцала уличными фонарями какая-то деревушка. Дрезберг сиял, как начищенная обсидиановая чаша, погруженная в море огней. Все остальное, что простиралось по ту сторону стены, тонуло во мраке.
– Ты не туда смотришь, Сэндис! – Рон указал ей на небо.
Сэндис запрокинула голову и вскрикнула: по угольно-черной небесной тверди рассыпались бисером звезды. Налетевшее облако дыма укрыло их толстым покрывалом, но подоспевший вовремя ветер разогнал серую хмарь, и звезды вновь засияли нежным голубоватым светом. Загибая пальцы, Сэндис неторопливо сосчитала их. Тридцать семь! Подумать только, целые мириады звезд!
Не отрывая глаз от столь великолепного зрелища, она села, а затем легла на грубую, покрывавшую крышу дранку. С глубоким почтением глядела она на звезды, пытаясь различить среди них какие-нибудь фигуры. Небольшое скопление показалось Сэндис головой лошади, и она вспомнила об Ирете и почувствовала, как нумен в благодарность согрел ее кровь.
Ее кровь ведь больше не течет в венах Кайзена, верно?
– Эй, чего ты?
Над ней навис Рон. Сэндис вопросительно уставилась на него. Он смущенно пожал плечами.
– Ты выглядела такой счастливой минуту назад, а потом… потом все изменилось…
– Да нет, я счастлива, – заверила она его теплой улыбкой. – Спасибо, что привел меня сюда.
Она снова посмотрела на звездную голову лошади.
– Я просто подумала о Кайзене.
– Да, над этой задачкой мне придется поломать голову.
– Нам придется.
– Хм… – Он уселся рядом и облокотился на руки. – Да, красота… звезды эти…
– Да, – улыбнулась Сэндис, – красота.
«Остаться бы на крыше Лилейной башни навсегда – вместе со звездами и Роном. Жаль, что мечта эта совершенно несбыточна. Значит, надо продлить это мгновение как можно дольше, наполниться им до краев и отпечатать его в памяти. И когда… когда жизнь снова пойдет вкривь и вкось, вспомнить его и найти в нем поддержку и опору».
А что жизнь вскоре снова пойдет вкривь и вкось, Сэндис не сомневалась.
✦ ✦ ✦
Сэндис снилась астральная сфера.
Модель сферы – полуметровый шар из десяти пластин с округлыми носконскими письменами – хранилась в кабинете Кайзена. С ее помощью Кайзен проникал в глубины эфирной вселенной и призывал новых нуменов.
Но сейчас, во сне – а Сэндис каким-то образом понимала, что видит сон, – модель выглядела иначе. Как амаринт Рона, кружилась она по часовой стрелке все быстрее и быстрее, пока носконские письмена не расплылись и не превратились в неразличимое пятно. Сэндис приблизилась и прикоснулась к ней. Сфера замедлила бег, и Сэндис под своими пальцами обнаружила одно из тех немногих носконских слов, которые знала.
«Ирет».
Она проснулась, горя, как в огне. Не в том полыхающем, как в печи, огне, в котором задохнулась, дотронувшись до носконской книги в архиве, а в нежном и мягком пламени, ласковом, как котенок, который в любой момент может выпустить когти.
«Чем тебе помочь? – ворочались в ее голове мысли, продираясь сквозь пелену сна. – Что тебе надо?»
Сэндис задрожала от утренней прохлады. Рон улегся спать на полу, предоставив кровать в ее полное распоряжение, хотя Сэндис с радостью разделила бы ее с ним. И тогда, чтобы он поудобнее устроился, она отдала ему все одеяла и простыни. Вообще-то, если честно, она бы с большим удовольствием провела ночь на жестких половицах: тогда бы ей не привиделся этот жуткий, затягивающий в омут кошмар, тогда бы она не изнывала от страха, не уйдет ли от нее Рон, не откажется ли помогать ей после той прискорбной встречи с отцом.
