В мае 1979 года М. Тэтчер выиграла выборы под лозунгом «выдавливания инфляции из британской экономики». Новым премьером было объявлено о двух главных новациях в экономике: 1) ликвидации дефицита государственного бюджета при одновременном снижении общего размера бюджета; 2) повышении Банком Англии процентных ставок по кредитам при одновременном снижении денежной массы. Таким способом правительство под лозунгом «борьбы с инфляцией» намеревалось «выдавить» из экономики «избыточную» денежную массу
[113]. Это была «революция» Тэтчер, которая означала замену кейнсианства на монетаризм. Уже в июне 1979 года министр финансов сэр Джефри Хоу поднял базовые процентные ставки с 12 до 17 %. Это был шок, какого британская экономика, наверное, не испытывала с начала 1930-х годов. Монетаристская революция Тэтчер привела к массовым банкротствам предприятий, резкому росту безработицы, снижению заработных плат, полному прекращению инвестиций в экономическую инфраструктуру, погрому профсоюзов. Немного позднее, в том же 1979 году, Тэтчер объявила о третьей новации – снятии существовавших еще некоторых валютных ограничений по трансграничным операциям с капиталом. Капитал стал уходить в другие страны от возникшего в Великобритании экономического кошмара, что еще более усугубляло этот кошмар.
Монетаристскую революцию М. Тэтчер осенью 1979 года подхватил председатель ФРС Пол Уолкер. В Белом доме тогда еще находился президент Джимми Картер. Глава Федерального резерва проделал с процентными ставками то же самое, что и Банк Англии. К началу 1980 года ставки достигли отметки в 20 %. Пол Уолкер объяснял это повышение очень путано и непоследовательно. Но смысл подобной политики был предельно прост – спасти доллар от падения. Особенно явно слабость доллара в 1979 году чувствовалась на фоне быстро растущих цен на золото
[114]. Напомним, что золото на Ямайской конференции 1976 года поспешили перевести из разряда денежного металла в обычный биржевой товар. Пришедший вскоре в Белый дом Р. Рейган одобрил политику ФРС и дополнил ее предложениями по снижению налогов, созданию «экономного» государства, сворачиванию государственного регулирования экономики. Эта политика получила название «рейганомики», но суть ее та же, что и «тэтчеризма», – монетаризм и полная экономическая либерализация
[115]. Нетрудно представить, какой урон новый экономический курс правительства нанес реальному сектору экономики США. Однако курс доллара США в ходе «шоковой терапии» П. Уолкера не пострадал, наоборот, он стал расти. По той простой причине, что политика высоких процентных ставок ФРС привела к росту доходности казначейских бумаг США, резко усилился приток капитала для покупки этих бумаг. Очевидно, что завышенный курс доллара имел спекулятивную природу. Раздутые процентные ставки ФРС поддерживала до октября 1982 года.
Три года политики «дорогих денег» привели к серьезным потрясениям в мировой экономике. В мире возник долговой кризис. Мы уже выше отметили, что важным элементом сложившейся к середине 1970-х годов мировой системы нефтедоллара стало рециклирование валютной выручки стран – экспортеров «черного золота». То есть размещение десятков и сотен миллиардов долларов экспортеров нефти на счетах западных, в первую очередь американских, банков. А те стали усиленно предлагать кредиты на основе нефтедолларов странам «третьего мира». Свою трогательную заботу о клиентах развивающегося мира банки объясняли тем, что такие кредиты помогают сглаживать последствия энергетического кризиса странам, импортирующим нефть. Но была одна «мелочь» в кредитных договорах, на которую клиенты почти не обращали внимания. Процентные ставки по кредитам были «плавающими», привязанными к ставке ЛИБОР
[116]. После начала «шоковой терапии» П. Уолкера в течение нескольких месяцев ставки ЛИБОР подскочили в 3 раза по сравнению с уровнем начала 1978 года. Соответственно, стоимость обслуживания долгов по кредитам американских и европейских банков для большинства стран «третьего мира» стала запредельной. В долговую ловушку попали такие страны, как Аргентина, Бразилия, Нигерия, Конго, Польша, Югославия. Но особенно крупный долг образовался у Мексики, ее дефолт мог вызвать цепную реакцию банкротств во всем мире с трудно предсказуемыми последствиями для мировой экономики.
И тут началась новая серия всемирной финансовой драмы. На сцену вышел уже всеми подзабытый МВФ. После ликвидации БВС Фонд оказался не у дел, так как изначально этот институт создавался для того, чтобы выдавать кредиты странам с целью стабилизации валютных курсов их денежных единиц. В условиях легализации плавающих валютных курсов необходимость в таких кредитах МВФ отпала. Фонду, на его счастье, нашлась новая работа. Он стал выполнять функции «внешнего управляющего» в странах-должниках. Наподобие управляющего, которого назначают в организацию (компанию или банк), находящуюся на грани (или за гранью) банкротства. Фактически МВФ стал помощником транснациональных банков по выбиванию долгов со стран-должников и втягиванию их в новые, еще большие долги. Уильям Энгдаль назвал Фонд в его новом качестве «долговым полицейским на службе у нью-йоркских банков»
[117]. Функции этого полицейского состояли в выполнении двух последовательных шагов.
Шаг первый – «реформирование» экономики страны-должника. Такое «реформирование» осуществлялось строго согласно канонам монетаризма и экономического либерализма. Оно предусматривало полное открытие внутреннего рынка страны для товаров и капиталов, ликвидацию всяких социальных программ (а заодно и профсоюзов), введение ограничений на рост заработной платы при одновременном снятии ограничений на цены и тарифы, сворачивание государственного регулирования экономики, предоставление преференций экспортному сектору (секторам), переход к «дешевому» правительству и т. п. Весь этот «джентльменский набор» условий (принципов экономического реформирования) Фонда называется «вашингтонским консенсусом». Он используется и по сей день. Один из последних примеров – условия по кредиту, которые выставил Фонд Украине весной 2014 года. Даже в украинских СМИ (находящихся под жесткой цензурой) эти условия были названы «людоедскими».
