Пора.
Дотянувшись до прикроватной тумбочки, я вытаскиваю пачку снотворного. Из-за алкоголя я плохо сплю, и когда я просыпаюсь посреди ночи, только таблетки помогают мне заснуть. Если я сейчас увеличу дозу, мне станет тепло и уютно. Я смогу найти Кейт и Дэвида и унять эту боль.
Я нажимаю на блистер и кладу таблетку в рот, запивая ее глотком воды. Осталось восемнадцать штук, но, думаю, хватит и половины. Я выщелкиваю из блистера вторую таблетку, однако, запивая ее, слышу стук в дверь. Это Пол. Вернулся. Передумал.
Бросив таблетки обратно в тумбочку, я задвигаю ящик.
– Пол! – кричу я, сбегая вниз по лестнице. – Уже иду!
Однако, подбежав к двери, я вижу через стекло женский силуэт, и сердце у меня обрывается. Должно быть, это Сандра из соседнего дома – вечно она сует свой нос куда не надо. Только она к нам стучится, да и то затем, чтобы поныть.
– Что на этот раз? – вздыхаю я, открывая дверь.
Но это не Сандра. Передо мной стоит молодая женщина. Ближневосточной внешности, она одета в красивое синее платье и шарф подходящего цвета.
– Салли? – спрашивает она.
Услышав ее акцент, я решаю, что она пришла по поводу Кейт. Наверное, она из консульства.
– Вы по поводу моей сестры?
Она кивает.
– Тогда проходите в дом, – говорю я.
У меня слегка кружится голова от алкоголя и снотворного. Желудок сжимается. Я к этому совсем не готова. Она будет говорить о смерти Кейт, и я знаю, что ничего хорошего не услышу. Я веду ее на кухню и предлагаю чаю. Я бы не прочь выпить чего-нибудь покрепче, но ее внешний вид говорит мне, что она, скорее всего, этого не одобрит.
– Долгий вы проделали путь, – говорю я, наливая воды в чайник.
– Да вроде не очень, – отвечает она, неуверенно оглядываясь по сторонам.
– Может быть, присядете? – спрашиваю я. – Чувствуйте себя как дома.
Я наблюдаю, как она садится за стол. Она очень нервничает. Глядя на ее дергающееся лицо, я думаю, что, возможно, причиной тому какая-то контузия.
– Вот, пожалуйста, – говорю я, ставя перед ней кружку чая. – Если нужно, сахар на столе.
– Спасибо, – говорит она. Делает глоток, но руки у нее трясутся, и она расплескивает чай на платье.
– Простите. – Она ставит чашку на стол. – Я такая неуклюжая.
– Глупости, – отвечаю я, протягивая ей кухонное полотенце. – Это я виновата. Слишком много налила. Надеюсь, это не испортило ваше прекрасное платье.
Трясущимися руками она промокает полотенцем мокрое пятно, после чего кладет полотенце на стол и берет полупустую чашку.
– Значит, вы знали мою сестру? – начинаю я, садясь напротив.
– Да, немножко, – отвечает она. – Мы виделись всего пару раз, но она была очень добра ко мне. Она хотела помочь.
Я вскидываю брови.
– Это на нее похоже, – говорю я, делая глоток чая. – Она всем хотела помочь. Такой у нее был характер.
– Я так расстроилась, когда узнала о ее смерти, – говорит она.
– Да, – отвечаю я. – Это стало для всех огромным потрясением. Вы ведь тоже там были, да?
– Где?
– В Сирии, – говорю я. – Вы были там с ней?
– Нет-нет. – Она качает головой. – Я не из Сирии. Я живу рядом с домом вашей матери. Меня зовут Фида.
С бешено колотящимся сердцем я ставлю чашку на стол.
– В доме Пола?
– Да.
– Это из-за вас мою сестру арестовали?
– Да, но произошла большая ошибка.
– Большая ошибка? – резко говорю я. – Насколько я понимаю, ей пришлось покинуть Херн Бэй из-за того, что вы вызвали полицию. Не сделай вы этого, она бы не поехала в Алеппо. Она была бы жива.
– Произошло недоразумение. – Она смотрит на меня умоляюще. – Если позволите, я могу все объяснить.
– Мне не нужны ваши объяснения! – кричу я. – Уже слишком поздно. Моей сестры больше нет.
– Но мне нужно кое-что вам сказать, – пытается продолжить она. – Мне нужно… Мне нужна ваша помощь. У меня…
– Пожалуйста, уходите, – говорю я, вставая со стула.
– Прошу вас, просто позвольте мне сказать! – кричит она.
– Послушайте, дорогуша, мне не интересно. – Я складываю руки на груди. – А теперь убирайтесь.
Она встает, и я веду ее к двери.
– Простите, – поворачивается она ко мне. – Я просто хотела…
– Вы слышали, что я сказала?! – кричу я, распахивая перед ней дверь. – Я сказала – убирайтесь.
36
Я возвращаюсь в дом. Мне радостно, что под конец жизни я все-таки вступилась за сестру. Теперь можно продолжать. На всякий случай хватаю еще одну бутылку вина. Однако, поднимаясь по ступенькам, я слышу какой-то грохот. Повернувшись, вижу на коврике у двери стопку почты.
Наверху лежит пухлый упаковочный конверт. Наклонившись, я его поднимаю. Наверное, это Полу – мне никто никогда ничего не присылает. Но затем я замечаю на конверте написанное печатными буквами мое имя, а с обратной стороны логотип газеты, в которой работала Кейт. Я в недоумении разрываю пакет. Заглянув внутрь, я вижу плоский черный предмет. Трясущимися руками я достаю его из конверта.
Диктофон. Его щербатый корпус местами треснул и расплавился, но все равно понятно, что это. Это ведь не…
Внутри что-то еще. Засунув руку в конверт, я вытаскиваю лист бумаги. Взяв бумагу и диктофон, иду на кухню и сажусь за стол читать.
Салли,
Приношу свои глубочайшие соболезнования в связи со смертью вашей сестры Кейт. Она была очень умным и храбрым человеком и лучшим журналистом из всех, с кем мне доводилось работать. Этот диктофон нашел один из спасателей близко к тому месту, где ее видели в последний раз. Его отправили в редакцию, однако, судя по содержимому записей, этот предмет скорее личного, нежели профессионального плана.
Я тесно сотрудничаю с Министерством обороны и сирийским консульством и свяжусь с вами, как только появятся новости.
Пока же, если я могу вам чем-нибудь помочь в этот сложный период, пожалуйста, обращайтесь.
С наилучшими пожеланиями,
Гарри Вайн
Гарри Вайн. Я снова и снова прокручиваю имя в голове и наконец вспоминаю. Гарри. Редактор Кейт. Она говорила о нем каждый раз, когда приезжала домой. В духе: «Гарри точно понравится» или «Надо сказать Гарри, вот он удивится». Насколько я знаю, она была крестной его детей. Двух девочек. Помню, я всегда ревновала ее к этому Гарри и его семье и думала, почему она не может так вести себя со мной и с Ханной.
Свернув письмо и положив его на стол, я думаю о тех временах, когда Кейт нас навещала. Я терпеть не могла ее визиты. Мама несколько дней готовила дом к ее приезду и закупала правильную еду. А потом мы все сидели наготове на диване и ждали, пока приедет она – любимая дочь. Глядя не нее – модную и элегантную, – я в своем дешевом старье всегда чувствовала себя серой мышкой. Я смотрела на нее и думала – как ей это удается, как после того, что она сделала, ей так везет? На ней словно невидимый плащ, оберегающий от всякого зла. К чему бы она ни прикоснулась, все превращалось в золото. А я была полной ее противоположностью.
