Эта тирада лишает меня последних сил, и я падаю обратно на диван.
– Чушь какая-то, – говорит она, когда я поворачиваюсь на бок и зарываюсь головой в несвежую наволочку. – Вам нехорошо. Оставлю вас в покое. Но прошу, оставьте и меня в покое тоже. – В ее голове слышно плохо скрываемое отвращение.
Я слушаю, как она шаркающей походкой выходит из комнаты, после чего входная дверь захлопывается, и я остаюсь одна в гробовой тишине.
– Ты умерла?
Это он. Его голос я узнаю даже в полусне.
– Ох, хорошо, – говорит он, когда я открываю глаза. – Ты жива.
На полу сидит Нидаль. Волосы у него перепачканы пылью и въевшейся грязью.
– Привет, – шепчу я. – Который час?
– Уже поздно, но мне не спится. Опять бомбят.
Он очень бледный, и под его темными глазами залегли глубокие тени. Ему нужно поспать, иначе он заболеет.
– Где все? – спрашиваю я.
– Спят. А я не могу.
– Нужно постараться уснуть, Нидаль, – говорю я. – Хватит приходить и меня будить. Иди спать.
Он мотает головой:
– Ни за что не усну. Расскажи мне сказку. Про Англию.
– Не могу, Нидаль. Хочу спать. Лучше ты мне расскажи.
– Но я маленький, а ты взрослая. Взрослым не нужны сказки.
– Сказки всем нужны, Нидаль.
– Ладно, расскажу тебе про Алеппо – каким он был раньше.
Я чувствую, как он подходит ближе и кладет руку мне на голову. Рука у него мягкая и прохладная, как ладонь Фиды; он делает глубокий вдох, и я закрываю глаза и иду вместе с ним по прекрасному городу, которого больше нет.
17
Проснувшись два часа спустя с ноющей от пружин маминого дивана спиной, я до сих пор ощущаю в воздухе запах Алеппо.
– Нидаль? – шепотом зову я, медленно приходя в себя. И потом вспоминаю, где я.
Сон был настолько четким и красочным, что по пути на кухню в голове до сих пор звучит его голос.
– Tusbih ‘alá khayr, Кейт.
Спокойной ночи, Нидаль.
Нужно подышать свежим воздухом, говорю я себе, открывая заднюю дверь. Если останусь дома, буду без конца думать о Нидале и Алеппо, и потом будут сниться кошмары. Надо выйти на улицу.
Я наливаю стакан воды и выхожу в сад. Вытащив на террасу пластиковое кресло, сижу и наблюдаю, как небо темнеет. Становится прохладно, и я потираю руки, чтобы согреться. И тут замечаю нечто необычное: сквозь забор проступает треугольник света.
Поднявшись с кресла, я подхожу ближе. Одна из досок в заборе отошла и висит под углом.
– Еще и забор надо починить, – бормочу я себе под нос и тут, уже возвращаясь к креслу, слышу какой-то звук.
Голос. Едва различимый голос:
– Кейт?
Я замираю как вкопанная. Меня охватывает страх. Голос исходит с неожиданной стороны. Оттуда, где тихо, где никого нет – из дома. Не из соседнего, а из моего.
Там кто-то есть, а я здесь совсем одна. Я слышу приближающиеся шаги, и волоски на руках встают дыбом.
– Ах, вот ты где.
Я вижу его и облегченно опускаю плечи.
– Пол, что ты тут делаешь?
– Ты не заперла переднюю дверь. Я волновался.
Он стоит в тусклом свете террасы. На кухне за его спиной темно, и на мгновение он выглядит словно фотография, которая еще не проявилась. Я подхожу его поприветствовать, и постепенно черты обретают четкость.
– Дверь была открыта? – восклицаю я. – Но это невозможно…
У меня нет этому объяснения, и я обрываю предложение на полуслове. Я слышала, как дверь закрылась за Фидой. Я поспала пару часов и потом вышла сюда. Я ведь больше нигде не была?
– Нужно быть внимательнее, – говорит Пол. – На этой улице недавно была волна квартирных краж. Хотя в этом старом доме и красть-то нечего.
Подойдя ближе, я вижу, что в руках у него пакеты.
– Что это?
– Обед, – отвечает он, поднимая пакеты к груди, как гантели. – Подумал, что тебе захочется чего-нибудь домашнего. Если я тебя совсем достал, только скажи, я пойму.
Вот бы он не навещал меня так часто. Мне нужно побыть одной, чтобы разобраться, что происходит. Но затем я вспоминаю о своем поведении прошлой ночью.
– Это я тебя достала, – говорю я и веду его на кухню. – Прости за вчерашнее. Я в последнее время не высыпаюсь и вообще обычно не пью. Вот вино и ударило в голову.
– Все хорошо, – говорит он и кладет пакеты на стол. – Подумаешь, выпила лишнего, да и к тому же ты меня здорово насмешила, особенно своей болтовней про Дувр.
– А что я сказала про Дувр? – спрашиваю я, пытаясь восстановить в памяти события вчерашнего вечера. – Хотя, знаешь, лучше не рассказывай. Подумать страшно, чего я могла наговорить. Честно, Пол, мне ужасно стыдно.
– Да ну, брось, – посмеивается он. – Немножко опьянела, только и всего.
Я наблюдаю, как он неторопливо достает содержимое пакета. Вареная курица, листья салата, помидоры черри, лимоны, бальзамический уксус, оливковое масло, какой-то хлеб с семечками и две бутылки вина.
– Только не это, больше никакого вина, – ною я.
– Да ладно, один бокальчик, – говорит он, открывая бутылку.
Я неловко улыбаюсь. Мне хотелось посидеть в одиночестве, привести мысли в порядок, может быть, даже позвонить Гарри. Только этого мне не хватало – провести очередной вечер с Полом, обсуждая Салли. Толку от этого ноль, но вместе с тем не хочется его обижать.
– Я тебе вот еще что принес, – говорит он, кидая на стол толстую газету. – Подумал, тебе интересно, что творится в мире.
Заметив на первой странице написанное жирным черным шрифтом имя моего работодателя, я думаю, что мне сейчас совсем не до этого, но все равно улыбаюсь и благодарю Пола.
– Давай выпьем, – говорит он.
Я наблюдаю, как он роется в шкафу с посудой и вытаскивает два старых бокала с зелеными ножками. Пока он разливает вино, я вспоминаю слова Рэя. Нужно разобраться, что произошло.
– Пол, – осторожно начинаю я. – Прошлой ночью… когда мы вышли из паба… я закатила скандал?
Закончив наливать вино, Пол протягивает мне бокал.
– Ты была немножко пьяна, и все, – опасливо улыбаясь, отвечает он. – Ничего такого.
Он пытается меня защитить, но мне нужно знать.
– Пожалуйста, – я беру бокал, – скажи мне.
Улыбка на его лице гаснет, и он делает глубокий глоток вина, прежде чем продолжить.
– Мы ждали такси, – начинает он, скользя большим и указательным пальцами по ножке бокала. – Когда ты вдруг начала вести себя странно. Сначала я подумал, что ты вот-вот свалишься в обморок. Глаза стали какие-то дикие, и потом ты начала трястись. Такое чувство, что ты меня не слышала. Словно была где-то далеко.
