Люди явно пришли сюда не ради еды. И все же я взглянула на меню. Шесть известных шеф-поваров, шесть смен блюд, начиная с tete de cochon (свиная голова) и заканчивая золотым яйцом (никаких догадок!). Лоран похлопал меня по руке, и я обернулась: он протягивал мне хлебную тарелку. У меня остались довольно расплывчатые воспоминания о том вечере, но тогда я, кажется, открыла рот от удивления. Тарелка была доверху наполнена свеженарезанными черными трюфелями. Видимо, в моем взгляде читалось непонимание, потому что Лоран кивнул в конец нашего столика. Там сидел корпулентный француз с бочонком вместо брюха, фигурой сам напоминавший трюфель. Одной пухлой ручкой он держал черный трюфель размером с бейсбольный мяч, а другой – привезенный из дома серебряный нож для нарезки. У него было круглое багровое лицо и мясистая рука, под которой через грудь висел огромный мешок самых дорогих грибов в мире. Прямо грибной Санта-Клаус.
Как только армия сомелье начала свое шествие, шесть выстроившихся передо мной бокалов стали быстро наполняться. Согласно моим записям, первым я попробовала Жозеф Друэн Кло де Муш Премье-Крю 1988 года. Кислотность выше среднего, нотки красной малины и влажной земли.
И это все, что я могу рассказать о выпитых в тот вечер винах. Насладиться букетом? Да я едва успевала глотать! Сначала я пыталась делать пометки к каждому вину. Потом – хотя бы записывать их названия. Постепенно заметки сократились только до годов сбора урожая: 2008, 1993, 1962. В конце концов я стала просто ставить галочки за каждое попробованное вино. Примерно на двадцать шестом я сбилась со счета. Пока Сюзанна рассказывала о посещении частного ужина с шеф-поваром Ферраном Адриа в Eleven Madison Park, сомелье успели два раза подойти с новыми винами. Сидевший рядом с Сюзанной гость никак не мог дорассказать свою историю о погребе в его летнем домике на Багамах. Его тоже постоянно перебивали подходившие официанты. Мы не справлялись с потоком новых бутылок, и бокалы все время заканчивались. Отпила, опустошила, отпила, опустошила – я глотала, не успевая толком распробовать, чтобы освободить место для очередного предложения сомелье. Какое-то вино показалось мне особенно восхитительным, но я даже не поняла, что это было.
– Может ли вино быть лучше секса? – спросил у своей подруги сидевший рядом с Лораном директор хеджевого фонда.
– Вега Сицилия, – не моргнув глазом, ответила она. – Подарок всему миру.
Никто не сплевывал, и я тоже не стала. По телу разливалось тепло. Исполнители на сцене прибавили громкость и затопали ногами.
– La la la la lalalalalère, – пели они.
Лоран уронил блокнот с дегустационными заметками и даже не стал его поднимать.
– Безумный пир! – воскликнул какой-то акционер за нашей спиной, подняв бокал в знак тоста. – Люди набрасываются на все, что можно; как пираньи: капля крови в воде – и ам-ам-ам-ам-ам-ам, – он хищно защелкал зубами. – Мы уничтожим тонну вина. Это потрясающе! И так печально!
Еще вина!
– Как на оргии! – крикнул в ответ директор хеджевого фонда. – Влюбляться не успеваешь!
Белое вино, красное вино, порыжевшее от возраста вино. Я ни от чего не отказывалась – как и все вокруг. Еще. Еще! Lalalalalère!
Мое лицо пылало, очертания артистов на сцене стали размываться. Их танец был таким нелепым. Но как весело! Мы с Лораном пытались подтанцовывать. Наш сомелье, наконец, принес мою бутылку, держа ее бережно, как младенца. Хочу ли я сама разлить его по бокалам или лучше он?
– Забирай! – крикнул кто-то, наверное, Сюзанна.
Я налила, мы подняли бокалы, выпили. Топленое
масло и шелковое белье. Сюзанна закатила глаза от удовольствия. Я пошла по залу со своей бутылкой и бокалом в вытянутой руке, словно с фонарем, освещающим путь. Женщины в блестящих одеждах, мужчины с блестящими волосами, сомелье с блестящими бокалами. Я встретилась глазами с седовласым господином, поставщиком с пышными усами – кажется, его представили как Моржа. Я не расслышала за слишком громкими lalalalala. Он поцеловал мне руку и налил шампанского:
– Французский «Алка-зельтцер»! Шампанское лучше всего очищает вкусовые рецепторы!
Загорелый парень из Коннектикута умолял сомелье сделать с ним селфи.
– Джейн! Джейн! Сделай фото с Вассерманом! – завопил директор хеджевого фонда, указывая на поставщика Пола Вассермана.
Певцы на сцене рычали. Мужчины в зале рычали. Вино лилось в бокалы. Вино вливалось в нас. Мы с Моржом вскинули правые руки вверх и покрутили, потом левые руки вверх и покрутили, потом правая рука ко рту и – выпили.
Я не слышала дегустационных заметок о бутылках; лишь непрошеные замечания на мой счет.
– Бог ты мой, как же невероятно отличается твоя фальшивая улыбка от настоящей. Фальшивая не очень, – заявил мужчина по имени Ленни.
– Мне нравится, как твои волосы ниспадают на глаза, – сказал кто-то еще.
Совершенно незнакомый человек представлял меня всем вокруг как свою «будущую бывшую».
– Она нужна мне на одиннадцать минут, десять из которых мы бы обнимались, – пробасил он компании мужчин, ни с одним из которых я тоже раньше не встречалась.
Трое разных джентльменов поинтересовались, ждет ли меня кто-нибудь дома. Замужем ли я? Как долго? Меньше года? Кажется, мои ответы воспринимались скорее как приглашение, чем как отказ. «Вино и секс всегда шли рука об руку», – напоминала я себе. Древние традиции. Римляне и их любовники-виночерпии. Я читала, что бог виноделия Дионис одновременно считался богом «дикого, необычного, экзотического, богом экстаза, совокупления и плодородия, богом мистики, безумия и всего иррационального, богом страсти, комедии и трагедии, богом кровавых жертвоприношений и тайных обрядов инициации…».
Да, в каком-то смысле это была оргия. Вакхана-lа-lalala-лия. Мы наедались и напивались до тошноты, ни в чем себе не отказывая. Мы не заботились об эстетике.
– Как будто тебе в лицо швырнули тонну фуа-гра! – прокричал мне в ухо один из сомелье, приятель Моргана.
Мы были алчными. Хотели съесть и выпить все. Мы были не голодны, но ненасытны. Нам слишком много предлагали, и мы слишком много принимали.
Зато чувствовалась абсолютная свобода. Люди жадно отзывались на первобытный опыт, чего я почти никогда не видела в таком городе, как Нью-Йорк, где принято равнодушно отмахиваться от развлечений: мол, «там мы уже были, это мы уже пробовали». Здесь все были готовы пощекотать нервы себе и другим. Мы с Лораном решили, что мое Латур прекрасно сочетается с ломтиками черного трюфеля, и пошли по залу, предлагая всем желающим отведать наш свежерожденный эногастрономический шедевр.
– Tiens, goute ça et ça[21], – сказал Лоран, кладя ломтик трюфеля на язык кому-то по имени Пьер, а я тем временем наливала в бокал Пьера свое Латур. – La densité, la profoundeur…[22]
Все мы в этом зале без окон, качаясь в ритме Ban Bour-guignon, слились в общем приступе гедонизма. Джо Кампанале нашел меня и подтолкнул к какому-то особому вину; приятель-сомелье из ЕМР подбежал с вином 1959 года, которое я просто обязана была попробовать. Каждый что-то делал с чужим телом; всем хотелось подарить друг другу немного чувственного наслаждения. Мужчина в костюме кормил другого мужчину сыром.
