Справедливости ради стоит отметить, что в некоторых смыслах Бургундия проще других регионов. За редким исключением бургундские белые делаются из «шардоне», а красные – из «гаме» или «пино-нуар», вычурной неженки среди сортов винограда, гораздо более деликатной и склонной к болезням, чем ее беспечный собрат «каберне-совиньон».
Но на этом простота Бургундии заканчивается. Если Бордо весьма удобно классифицирует своих производителей – например, в регионе Медок они распределяются по иерархии от первых (премье-) крю (лучших из лучших) до пятых крю (худших из лучших), – то в Бургундии такой логики нет. Можно сказать, что бургундские вина делятся на четыре класса по качеству (гран-крю, премье-крю, коммунальные и просто бургундские в порядке убывания); на пять отдельных винодельческих регионов (Йонна, Кот-д’Ор, Кот-Шалонез, Маконне и Божоле) и примерно на сто разных апелласьонов (их можно посмотреть на карте). Но знаний о репутации конкретного апелласьона недостаточно, поскольку значение имеет также конкретный виноградник, расположенный на его территории. (В Бургундии насчитывается около шестисот виноградников только гран-крю, так что можно даже не пытаться выучить их все наизусть.) И качество вина на одном и том же винограднике может варьироваться от восхитительного до отвратительного в зависимости от того, в какой части виноградника вы находитесь и кто делает вино из этих ягод. (На одном винограднике может работать сразу несколько виноделов.) На репутацию конкретного производителя тоже полагаться нельзя. Один винодел из Бургундии (а их там тысячи) может производить до двадцати разновидностей вина, каждое из ягод с разных виноградников, разных апелласьонов, разной категории качества. Секретов у местных виноделов вы тоже не выведаете, потому что они не очень-то любят обсуждать свои вина с чужаками.
Некоторые из самых дорогих вин в мире родом из Бургундии. Там же рождаются и многие из самых ненадежных вин в мире. «Бургундское пино – такая шлюха, – пожаловался однажды Морган. – Или дружок, который бо́льшую часть времени обращается с тобой по-свински, но в нужный момент является с цветами и коробкой конфет. Из четырех бутылок две будут „ух, хорошо, но явно не стоит своих денег“, одна – „фу, какая гадость, столько денег, а вино – дрянь“, а четвертая бутылка заставит тебя воскликнуть: „ЗАЧЕМ ВООБЩЕ ИСКАТЬ ДРУГИЕ ВИНА, ЕСЛИ ЕСТЬ ЭТО?!“» Никогда не видела, чтобы человек откупоривал бутылку бургундского, обещающего быть великолепным, без выражения легкого ужаса на лице. Эти вина окисляются, отличаются непостоянством качества, в своей юности переживают странные метаморфозы. Чтобы ими восхищаться, нужно быть немного мазохистом, и, когда встречаешь настоящего фаната Бургундии, невольно начинаешь задаваться вопросом: какая психологическая травма – может, в детстве его недостаточно обнимали? – привела его к попытке постичь тайны этого региона?
* * *
Поскольку ничто не подготовит тебя к долгой пьяной ночи распития потрясающих бургундских вин лучше, чем долгое пьяное утро распития потрясающих бургундских вин, Большая дегустация в рамках Le Paulée была назначена на утро перед гала-ужином. За каждым производителем был закреплен покрытый скатертью столик, перед которым извивалось и изгибалось переплетение протянутых рук: гости праздника наседали на сомелье со своими бокалами и теснили друг друга в борьбе за право отведать глоток божественного напитка. Мужчина в годах с детским румянцем на щеках добыл себе вина и поднял бокал для тоста.
– Á tout les jeunes filles![19] – воскликнул он, чокаясь бокалами с таким же розовощеким приятелем.
– Á les jolies jeunes filles![20] – прогремел тот в ответ.
Большая часть присутствующих относилась к категории «небедствующих», как Морган называл состоятельных энофилов-дилетантов, и я со своим юным возрастом, грудью и пышной шевелюрой оказалась в явном меньшинстве. Я фланировала между столиками и периодически приставала к кому-нибудь из гостей с просьбой рассказать, что разожгло их страсть к вину.
Один из моих собеседников прилетел из Лос-Анджелеса с собственными бокалами, считая, что посуда на La Paulée не дает тончайшим ароматам бургундских вин возможности раскрыться. Пробуя вино хорошо известных ему производителей, он словно встречался со старыми друзьями. С вином его связывали эмоциональные узы. «Бутылки для меня – все равно что знакомые лица».
Другие посредством вина налаживали связи с реальными людьми. Молодая пара лет под тридцать – он из сферы финансов, она дизайнер интерьеров – поженилась в Бургундии. Забавно, что я спросила об их винном хобби: как раз тем утром муж делал ставки на винном аукционе. Они держались за руки, а свободной рукой вращали бокалы с вином. Почему вино?
– Это наше общее увлечение, – ответила жена.
– Один мой коллега – крупный коллекционер, – ответил муж.
Кто-то пришел на дегустацию в целях накопления, например кругленький немецкий ресторатор. Отвечая на мои вопросы, он деликатно снимал пушинки с моего свитера. Он приехал попробовать урожай 2012 года, потому что собирал 60 тысяч бутылок для винного бара, который вскоре должен был открывать в Берлине. Какую радость он находит в вине?
– А какую радость мы находим в сексе? – ответил он вопросом на вопрос. – Вино – это часть моей жизни, без которой я не могу обойтись.
Но почему вино, а не, скажем, быстрые автомобили?
– Если честно, быстрые автомобили – тоже моя страсть. Но если бы пришлось выбирать, от чего отказаться – от винного погреба или коллекции автомобилей, – я бы отказался от второго.
Некоторые посетители дегустации коллекционировали ощущения. Одна женщина из Израиля, купившая билеты на девять самых интересных мероприятий La Paulée (14 500 долларов), прилетела в Нью-Йорк в начале месяца на La Festa del Barolo – другой винный фестиваль. После него она решила не лететь домой, а задержаться в городе еще на три недели. Она не могла пропустить La Paulée.
– Это искусство, – сказала она о вине. – Это настоящее искусство. Страстный любитель, приходящий дегустировать, дегустирует искусство виноделия.
Она перепробовала большую часть представленной на Большой дегустации сотни (или около того) бутылок, но категорически ничего не сплевывала.
– Оплевывание сжигает мои вкусовые рецепторы. В любом случае, только проглотив вино, ты получаешь всю гамму ощущений. Как бы то ни было, у меня явные проблемы с употреблением алкоголя.
Я протискивалась между столиками, бутылками и блейзерами в поисках какого-нибудь явного старожила La Paulée, который помог бы мне сориентироваться. Я остановилась рядом с высоким лысым человеком в клетчатом пиджаке спортивного покроя. Мое внимание привлекла его манера оплевывания. Смотрелось шикарно: ему удавалось, не наклоняясь, пустить ровную струю пино в плевательницу, расположенную почти в метре внизу и в тридцати сантиметрах справа от его рта. Предположив, что такая элегантность в избавлении от содержимого ротовой полости может объясняться только многолетними тренировками, я представилась. Его звали Ричард, и он методично посещал все La Paulée с тех пор, как в 2000 году их начали проводить в Нью-Йорке. Оказалось, что он и его жена Изабелла (он помахал женщине с черными волосами до пояса) принимали почетного гостя этого года – винодела Мишеля Лафаржа. Ричард, пошатываясь, пошел искать Мишеля и очередную порцию выпивки, оставив меня в компании Изабеллы, выглядевшей значительно – но не предосудительно – моложе Ричарда. На ней была стеганая курточка от Barbour, джинсы, кольцо размером с ши-тцу и скучающее выражение лица. Она уже обошла все столики и сказала, что ее вкусовые рецепторы «спеклись» – абсолютно!
