И все же самыми интригующими и познавательными были короткие перерывы между лекциями. Я обратила внимание на то, что съехавшиеся на конференцию ученые, подобно сомелье, перестали отделять профессию от личной жизни, что у них сформировались определенные привычки, выдвигающие на передний план вкусы и запахи. Их привлекало и интересовало все, что пахло и имело вкус. И это, несомненно, было первым шагом к повышению чувствительности.
Одна ученая дама каждый день нюхала своих детей. Другой ее коллега учил своих детей распознавать запахи. Пол, аспирант с горящим взглядом, однажды за ужином провел тестировочную слепую дегустацию самых дорогих и самых дешевых вин, объявил их неотличимыми друг от друга, а затем смешал в своем бокале. Потягивая свой напиток, он рассказывал о том, что таким образом дегустирует каждый газированный напиток, пиво, пудинг и вино, которые покупает, чтобы проверить, действительно ли продукт более дорогого бренда лучше на вкус. «Вот насобираю к старости бутылок от дорогих вин и наполню их дешевыми», – похвастался он.
Любую тему так или иначе можно связать со вкусом или запахом. «Стриптизерши больше зарабатывают во время овуляции. Причины пока неясны: то ли потому, что в этот период они лучше танцуют, то ли потому, что источают особый аромат», – услышала я чью-то фразу во время коктейлей. Или: «Мухам повезло, потому что вкусовые рецепторы у них расположены на лапках». И еще: «Не совсем понятно, для чего именно нужны две ноздри». Позируя перед фотокамерами, эти ученые кричали не «сы-ыр», а «обоняние – это жизнь!».
У каждого запаха, даже самого отталкивающего, находились свои фанаты. На третий день в конце одного из перерывов на кофе ко мне подбежала стоматолог, специализирующаяся на стомалгии, чтобы познакомить меня с неким парфюмером.
– Я спросила, каким запахом он сейчас занимается, и он ответил – мочой, – запыхавшись, произнесла она и убежала дальше, прежде чем я успела попросить ее повторить, решив, что неверно расслышала.
– Так ваше внимание сейчас сосредоточено на… моче? – неуверенно поинтересовалась я у того самого парфюмера, Кристиана Марго, опасаясь ненамеренно его оскорбить.
– Нет-нет, – энергично замотал головой он, словно я сморозила откровенную глупость, и даже выпрямился. – Застоялой мочой! – торжественно объявил он.
Кристиан Марго создавал новые вкусы и ароматы для компании Firmenich, ассортимент товаров которой простирался от искусственного клубничного экстракта для производства мороженого до туалетной воды Acqua di Gio. Поскольку Кристиан изучал психологический эффект химических стимуляторов, он предпочитал называть себя «психохимиком». С акцентом на «психо-». Ему нравилось распылять запах застоялой мочи в коридоре за пределами своего кабинета и наблюдать за реакцией людей. Он хихикал, глядя, как они сходят с ума, особенно женщины. Приободренный моим интересом, Кристиан решил поведать, что также работает над синтетическим индолом.
– Это фекальный запах. Запах фекалий! – хохотнул он.
– Зачем он вам? – спросила я.
– Он есть в лилиях и ландышах, – ответил Кристиан и, видимо, сочтя такое объяснение исчерпывающим, извинился и отошел.
* * *
Лишь в последний день конференции лаборатория Томаса представила новейшие результаты своих исследований по проблеме обучения обонятельного механизма – именно той, которая волновала меня больше всего.
Томас начал изучать эту тему примерно десять лет назад в надежде помочь своим пациентам с нарушениями вкуса и обоняния. Аносмия – это обонятельный эквивалент глухоты или слепоты (неспособность различать вкус называется агевзией). Как ее лечить, никто толком не знает, а поскольку проблема не имеет внешних проявлений и официально не признается инвалидностью, то в ответ на жалобы пациентов врачи обычно лишь пожимают плечами.
Даже Томас и его коллеги по хемосенсорике согласятся с тем, что отсутствие обоняния не снижает качество жизни в той же степени, что глухота или слепота. Во время неофициального опроса, проведенного одним из лекторов, большинство респондентов сказали, что, если бы им пришлось пожертвовать каким-то чувством, то они выбрали бы обоняние. Но это не значит, что оно ненужное и бесполезное. Томас, который, помимо исследовательской деятельности, руководит клиникой для людей с нарушениями вкуса и обоняния, говорит, что аносмики испытывают трудности более личного характера. «Они подвергаются большей опасности, с ними в целом происходит больше бытовых несчастных случаев, – рассказал он мне. – Во многих ситуациях они чувствуют себя неуверенно, поскольку понимают, что определенные сигналы проходят мимо них». Некоторые его пациенты по два-три раза в день принимают душ и многократно пользуются дезодорантами, преследуемые параноидальными мыслями по поводу запаха своего тела. Они не замечают повседневных угроз вроде испорченных продуктов. Их социальные контакты лишены обонятельных сигналов, что повергает их в депрессию и вызывает чувство изолированности. «Я чувствовала себя оторванной от мира», – написала одна женщина.
Решив выяснить, можно ли вернуть его пациентам утраченные чувства, Томас начал проводить исследования. Он пригласил сорок добровольцев, частично или полностью утративших обоняние. Две трети из них проходили специальную программу обучения, на протяжении трех месяцев дважды в день вдыхая четыре интенсивных аромата: розы, эвкалипта, лимона и чеснока. Контрольная группа ничего не делала. В конце установленного периода Томас обнаружил, что обучавшиеся пациенты «почувствовали улучшение обоняния». Их чувствительность к перечисленным запахам возросла. Результаты согласовывались с данными более ранних исследований, показавших, что многократное вдыхание аромата со временем помогает человеку распознавать его в более низкой концентрации.
Томас попробовал обучать по той же программе пациентов с болезнью Паркинсона, которая часто сопровождается утратой обоняния. У них тоже повысилась чувствительность к запахам. Далее настала очередь пациентов, утративших обоняние в результате инфекции или физической травмы, а также детей с нормальным обонянием. Показатели в обеих группах также улучшились. Томас установил, что взрослые с нормальной чувствительностью к запахам, проходившие программу обучения, сохранили обонятельную функцию (это неудивительно, учитывая, что она и так была в норме). Однако их обонятельная луковица претерпела радикальные изменения: она значительно увеличилась в объеме. Выводы были однозначны: обонятельная функция – в частности, чувствительность обонятельной системы – может быть улучшена путем выполнения относительно простых ежедневных упражнений.
Тогда Томас начал совершенствовать саму программу обучения. Экспериментальным путем он обнаружил, что вдыхание сильных высококонцентрированных ароматов дает лучший результат, чем использование более мягких запахов. Замена четырех исходных ароматов четырьмя новыми через несколько недель также улучшала способность к различению, распознаванию и восприятию запахов, т. е. пациенты лучше определяли и отличали запахи и начинали чувствовать их в меньших концентрациях.
Обоняние – уникальное чувство в том смысле, что оно создано быть гибким и адаптивным. Количество визуальных, слуховых и осязательных рецепторов в человеческом организме фиксированно. Что касается обонятельных рецепторов, их типы постоянны, зато сами рецепторы регенерируются каждые 6-10 недель из-за контактов с пылью и токсинами из воздуха. Каждые 2–4 месяца вся наша армия нейронов обонятельных рецепторов полностью обновляется. И если в течение этого времени прилагать достаточные усилия, обоняние может стать сильнее. Если мозг начнет придавать большую значимость какому-то запаху, то организм может произвести больше рецепторов для лучшего его улавливания.
