Учительница кивнула и вышла из ванной, а Ирина смыла пепел из шайки и затолкала ее обратно под ванну. Сквозь шум воды она слышала, как Гортензия Андреевна о чем-то говорит с Егором, как Кирилл уговаривает ее поужинать и посмотреть фильм, а потом он ее проводит до самого дома.
«Учитывая ее прошлое, еще неизвестно, кто кого проводит», – усмехнулась Ирина. Ей все еще трудно было поверить, что война, окончившаяся почти сорок лет назад, вдруг ворвалась в ее нынешнюю жизнь.
Она села на бортик ванной. Пусть Егор выяснит насчет своей задачки, а она пока соберется с мыслями. Если Малиновский вычислил Любовь Петровну по записной книжке, получается, он ее знал так близко, что за столько лет не забыл ее фамилии. Это логично – ведь вряд ли Надежда сообщила Малиновскому, что узнала в нем немецкого шпиона. Значит, он тоже ее узнал, раз убил. Про существование сестры тоже знал. Это вовсе не значит, что девушки тоже работали на немцев, скорее всего, Малиновский квартировал в их доме или по соседству. Ладно, суть не в этом, а в том, что он увидел телефон Красильниковой, понял, что они общаются с Михальчуком, и поэтому женщину надо устранить. Почему не тронул Катю? Сентиментальный стал к старости, или чистый прагматизм. Лишний труп – лишние подозрения. Непонятно только, на кой черт так усложнять и убивать Красильникову на рабочем месте? На улице в темном углу или на лестнице, и все свалили бы на местных гопников, никто и не почесался бы даже. Вырвал серьги из ушей, все. Первый же слабый духом малолетка, пойманный на аналогичном преступлении, взял бы на себя и этот труп.
Зачем пробираться в больницу, когда приемные часы давно закончились и двери все закрыты, и убивать медсестру в многолюдном по сути помещении. Да, вечер, да, все по палатам, но в любую секунду из любой двери может появиться пациент или кто-то из персонала. Что, за сорок лет матерый немецкий шпион перековался в настоящего советского человека и пламенно полюбил трудности?
Не мог же он знать, что некий алкаш впадет в психоз и все свалят на него!
Или алкаш и есть Малиновский? А почему бы и нет, собственно? Выправил себе документы на двадцать лет моложе, и алиби готово. Какие диверсии, граждане, опомнитесь, я в те дни еще мамкину сиську сосал. А что так выгляжу? Я ж алкоголик, господи, скажите спасибо, что я вообще жив. Смешно, но, возможно, и это оптимальный вариант. Глодов, шпион он или нет, а сидит, надежно запертый в психушке, и не только изолированный, но и нашпигованный всякими препаратиками, которые приковывают к койке сильнее любых уз. Побег практически исключен, он не опасен, значит, следует пока сосредоточиться на других версиях.
Гортензия Андреевна права. Малиновский не просто опытный и профессиональный разведчик – это враг, сорок лет проведший на чужой территории в ожидании разоблачения. У него должно было развиться звериное чутье на опасность, которое среагирует, если хоть что-то пойдет не так. Им с Гортензией Андреевной вряд ли что-то реально угрожает, а вот Катя – совсем другое дело. Убив Любовь Петровну, Малиновский проник в квартиру и украл все ее личные бумаги, а девочку пожалел, но может изменить свое решение, если почувствует угрозу.
Допустим, кагэбэшники поверили Гортензии Андреевне и начали расследование. Как бы скрытно они ни действовали, круги по воде все равно пойдут, Малиновский почует это и, как говорят в фильмах про шпионов, или обрубит все концы, или, в лучшем случае, заляжет на дно, откуда его уже никто не достанет.
А что там шуршит какая-то старая учительница, никому неинтересно.
Сообразив, что слишком засиделась в одиночестве, Ирина вышла из ванной. Кирилл уже поставил сковородку на огонь и собрался крошить туда оставшуюся с обеда картошку.
– А где?
– Пошла Егору задачу объяснять.
– Ужинать останется?
– Вроде да.
– Достану тогда банку баклажанов.
Открыв кладовку с заготовками, Ирина заметила, что полных банок почти не осталось, только несколько трехлитровок с компотом из красной смородины, который никто в семье не любил, и Ирина закатывала его больше от дачной скуки, чем впрок. Кажется, на даче в подполе еще стоят огурцы и банка экспериментальных помидоров в спирте. Интересно, во что они превратились за зиму?
Скорее бы снова на дачу… Она с Володей уедет прямо в мае, а Егору придется задержаться до начала каникул.
В этом году она уже знает, что, куда и когда сажать, и привезла от сестры руководство по вязанию толще Малой Советской энциклопедии, и нитки со спицами уже купила. Впереди спокойное дачное лето, насыщенное простыми трудами, а тут какие-то немецкие шпионы, разведгруппы абвера, бабки из Смерша… Попахивает белой горячкой не хуже, чем у Глодова. Гортензия Андреевна нагнетает обстановку, но на самом деле бояться нужно одного – если Ирина займется поисками несуществующего шпиона, то в итоге сделается всеобщим посмешищем.
Крикнув Ирине, чтобы выключила газ, Кирилл помчался в булочную за чем-нибудь к чаю.
Гортензия Андреевна вышла из комнаты Егора, процедила, что он замечательный мальчик, и Ирина поняла, что не сможет отказаться от сотрудничества, каким бы опасным или идиотским оно ни обернулось.
– Я только должна обо всем рассказать мужу.
– Справедливо.
Дети спали, а они все сидели на кухне, обсуждая план действий. Гортензия Андреевна склонялась к мысли, что Малиновский попал в больницу случайно в качестве пациента. Точнее сказать, то был не случай, а возмездие, которое рано или поздно настигает предателей.
– Странное какое-то возмездие, ударившее по своему же орудию, – усмехнулся Кирилл.
– Просто Любови Петровне следовало сразу сообщить о своих подозрениях куда следует.
– И оказаться на соседней койке с Глодовым, – фыркнула Ирина.
– Я бы так точно решил, что старушка ку-ку.
Кирилл засмеялся, но Гортензия Андреевна взглянула так, что он мгновенно замолчал.
Чайник закипал, лампа, низко висевшая над обеденным столом, с плетеной корзинкой вместо абажура, светила мягко, как огонь в камине.
Немножко пахло рижским бальзамом и свежими булочками, рядом сидел муж, простое мещанское счастье, о каком она мечтала, став взрослой. И вот, пожалуйста, стоило ей его добиться, после долгих лет пинков судьбы и собственных ошибок пристать к спокойному берегу, как появляется Гортензия Андреевна и тянет ее в детские мечты о подвигах.
Выходи, Ира, бросай все, давай в шпионов поиграем!
Первым делом надо добыть списки поступивших в день гибели Красильниковой, причем не только в травму, но и в другие отделения. В приемном покое еще ведется какой-никакой контроль за входящими, а внутри стационар это единый организм. Отделения, если это не инфекция и не психиатрия, не запираются даже на ночь, в десять вечера так уж точно все еще нараспашку.
Огромная больница, за сутки поступает больше ста человек, и как минимум треть, а то и половина окажутся подходящими по возрасту, ведь старики болеют чаще молодых. Из них можно будет исключить только женщин и тяжелых, потому что даже самый разнемецкий шпион не способен придушить человека, сам находясь в остром периоде инсульта. По самым оптимистичным данным, человек двадцать у них останется, и как они будут их проверять вдвоем с Гортензией Андреевной? Официальные запросы делать опасно, да и бессмысленно. За сорок лет органы уж зацепились бы, будь там за что зацепиться. Ладно, будем решать задачи по мере поступления. Пока вопрос номер один: как запросить данные из больницы, чтобы не вызвать подозрений? Можно ли обратиться к Ордынцеву? Вроде бы старушка больше его не подозревает. Убивать Любовь Петровну у него мотивов нет, а для шпиона он по возрасту не подходит. Его связь с Михальчуком тоже объясняется через Красильникову. Она устроила своего старого приятеля в больницу, а там уж два энтузиаста нашли общий язык. Пожалуй, во всей этой шизофренической ситуации подозревать Ордынцева особенно глупо, ну а, с другой стороны, психовать так психовать! Если чутье подсказывает не связываться с ним, то и не надо.
