– А вы знаете, Гортензия Андреевна, не нахожу, – он невесело улыбнулся, – жизнь вообще состоит из случайностей и совпадений, без них не бывает ни успехов, ни катастроф, ни великих открытий. Как у Пушкина – и случай, бог изобретатель.
Гостья поджала губы.
– Нет, правда… Возьмите хоть мою историю. Меня обвинили в тяжелом преступлении благодаря случайности, а своим оправданием я обязан в первую очередь профессионализму своей жены, но все-таки немножечко и чудесным совпадениям.
Ирина улыбнулась. Муж ей льстит, если бы тогда назначили других заседателей, ничего бы у нее не вышло. И Кирилл был бы уже мертв по ее вине. Ее будто ледяной водой окатило.
Извинившись, она вышла проведать Володю. Господи, одна ошибка, пренебрежение одной деталью, и Кирилла бы расстреляли, а этот малыш, сурово бьющий по ленте с погремушками, никогда бы не появился на свет.
Она как по лезвию ножа прошла…
Чувствуя, как на глазах накипают слезы, Ирина взяла сына на руки и дала ему грудь. Все позади, позади, и не нужно пугаться того, что никогда не сбудется.
«Только, наверное, – подумала она, немного успокоившись, – цепочка совпадений это все же редкость. Религиозные люди верят в провидение, в промысел божий, иными словами, что есть какая-то сущность, что подсказывает макаке, как ставить буквы, чтобы получилась «Война и мир». А я подозреваю, что если такая сущность вдруг и есть, то наши мелкие дела не очень-то ее заботят. Миром правит слепой случай, и, честно говоря, постоянно получать ключи к изощренным преступлениям это все равно что выигрывать каждый месяц в спортлото».
В полуоткрытую дверь деликатно постучали.
– Разрешите?
– Входите, Гортензия Андреевна.
Учительница села на краешек дивана, старательно отводя взгляд, а потом вдруг спросила:
– Ирина Андреевна, а можно я посмотрю?
– Конечно, пожалуйста.
– В моей жизни этого не случилось, так хоть полюбуюсь. Вы не бойтесь, я не глазливая, а для гарантии вам следует посмотреть на ногти левой руки.
Ирина засмеялась.
– Посмотрите, посмотрите. В воспитании детей нельзя пренебрегать никакими мелочами.
– Ладно, как скажете.
– Я плохо представляю себе обязанности молодой матери, поэтому требовала от себя слишком много. Извините меня.
– Что вы, мне самой интересно.
– Вероятно, я слишком близко к сердцу приняла судьбу Любови Петровны, и от этого увидела опасность там, где ее нет.
– Так действительно были основания задуматься.
Учительница пожала плечами:
– Нужно повидать Катю. Если она нашла чемодан, то и не о чем больше говорить.
– А если нет?
– Я думаю, у вас и так хватает забот. Еще раз прошу прощения за навязчивость, но я действительно очень мало что знаю о буднях матери семейства. В отличие от Любови Петровны, у меня даже племянников нет. Женихов моей сестры разбомбило под Ростовом, пронеслись над ними с ревом черно-белые кресты…
Ирина молча смотрела на Гортензию Андреевну, и та продолжала:
– Женихов моей сестры
Разбомбило под Ростовом.
Пронеслись над ними с ревом
Черно-белые кресты,
Пушки били у Днестра,
Кровью набухала Припять —
Оттого моя сестра
Не сумела замуж выйти.
Женихи моей сестры
В ночь уходят, день встречают.
Их московские дворы
На рассвете замечают.
Запечатаны уста,
Срублен тополь, срезан колос…
«В бой! За Родину! За Ста…»
пуля – и оборван голос.
Как погасшие костры —
Только пепел да уголья,
Женихи моей сестры
Из подполья, исподлобья
Молча смотрят сквозь туман.
Взмах руки. Крыло платочка.
«Дан приказ на запад…» Дан!
Дан и выполнен, и точка.
Чтобы не заплакать, Ирина крепко зажмурилась. Володя наелся и сладко посапывал у нее на руках. Она убрала грудь.
– Автор Евгений Храмов, – сухо проинформировала Гортензия Андреевна, – между прочим, ваш коллега по первой профессии.
– Судья?
– Нет, следователь.
Ирина покачала головой.
– Спасибо вам, что проявили участие к одинокой старухе, и я действительно благодарна, но не нуждаюсь в жалости.
– Что вы, Гортензия Андреевна, какая жалость! Нам с Кириллом просто стыдно наслаждаться таким шикарным теликом и ни с кем не делиться.
Учительница рассмеялась, и стало ясно, какой обаятельной девушкой она была когда-то. Обозначились ямочки на морщинистых теперь щеках, глаза блеснули, будто сорок лет назад.
– Не жалейте меня. Да, многого не случилось, но жизнь прошла не напрасно. Я старалась помогать детям стать достойными людьми, и, надеюсь, здоровье позволит мне еще какое-то время это делать. Не сочтите меня хвастливой, но порой я думаю, что передать свои знания и опыт в какой-то мере даже важнее, чем оставить потомство, или совершить научное открытие, или создать шедевр. Так ты будто остаешься в реке жизни, даже когда тебя не станет… Впрочем, мне трудно объяснять что-то сложнее «жи-ши» пиши через «и».
– Я поняла.
Гортензия Андреевна встала и поправила пышный кружевной воротничок тем отработанным движением, как военные поправляют фуражку.
– Еще раз благодарю вас за гостеприимство и радушие, и на этом наше сотрудничество будем считать оконченным.
– Ой, а книжку-то как вам вернуть? – спохватилась Ирина.
– Это подарок. Она ведь и этому очаровательному молодому человеку понадобится.
– Давайте чемпионат все-таки досмотрим.
Ордынцев весь день носился по больнице как безумный. Неопытный дежурант госпитализировал уйму народу не по профилю, и теперь следовало раздать этих пациентов кого на терапию, кого невропатологам, а одного в урологию, потому что молодой специалист умудрился перепутать остеохондроз с почечной коликой. Отделения были и так переполнены, заведующие забирали больных неохотно, предлагали Ордынцеву вспомнить клятву Гиппократа, взять учебник и лечить всех, кого ему послал бог в своей великой милости.
Как только он решил эту проблему и сел за стол проверять истории, так ожил телефон и не умолкал до конца рабочего дня.
Первым позвонил профессор, с которым Ордынцев советовался насчет своей конструкции. Ничего интересного наставник не придумал, зато у него родилась идея, что Ордынцеву надо оформить четверть ставки ассистента кафедры и взять группу.
Владимир прикинул. Денег добавится так мало, что он их даже не заметит, а нагрузка мощная. Это же надо готовиться к занятиям, потом таскать студентов по больнице и зорко следить, чтобы они никого не отправили на тот свет от сильной жажды знаний. Ребята разные, и группы разные, с кем-то приятно работать, но попадаются такие дубины, что с трудом верится в то, что они действительно дураки, а не притворяются. И хамы бывают, и просто наглые и шумные. А он человек мягкий, не обладает грозной силой Гортензии Андреевны, чтобы один раз посмотреть, и никто пикнуть не смел. Да и вообще он на рабочем месте не скучает.
