– А вот эта!
Я аккуратно вытащил из внутреннего кармана увесистый сверток, развернул тряпицу и продемонстрировал комсомольцу ритуальный нож.
Аутэм!
– Вот тут, на гарде, смотри, – постучал я ногтем по выдавленному в металле рисунку, – та самая пентаграмма с объемными гранями, которую ты пытался воспроизвести по памяти. Ведь это так… Жрец?
Виктор Анатольевич грустно усмехнулся:
– Ну вот, другое дело. А то «вы» да «вы», мне аж неудобно. Не такой уж я и старый.
– Не такой, – согласился я. – Рассказывай.
– Что рассказывать?
– Рассказывай, как докатился до такого. А потом подумаем, как дальше с тобою быть.
Он тяжело вздохнул:
– Слушай, можно я не буду вставать? Ногу, понимаешь, вчера подвернул, когда…
– Драпал из подвала.
– Вообще-то… А! Можно и так. Темень там…
– Да лежи. Что я, зверь какой?
– Ну… судя по тому, что я вчера видел. Не зна-аю.
– Короче, Склифосовский. Не обо мне речь. Я внимательно слушаю.
– Ну, что ж… рассказ, наверное, коротким не получится.
– Я не тороплюсь.
– Тогда лады! Во всем виновата… ты не поверишь – Олимпиада-80!
Да уж.
История вышла и правда долгой. Тут он не соврал.
Иногда хотелось вставить: «Тебе бы не картины, начальник, тебе бы книжки писать!» – но я сидел и терпеливо выслушивал печальную исповедь падшего ангела про его невиданное грехопадение с высот непогрешимого бойца за счастье всего человечества в клоаку человеческих пороков. Поучительная, надо сказать, вышла история.
Вот в двух словах краткий пересказ того, что произошло с горемыкой Надрезовым в течение последнего года.
И… действительно, все пошло с московской Олимпиады.
А ведь так все хорошо начиналось! До головокружения.
С начала года – одни удачи по работе! Лучшие показатели по дисциплине в городе, по успеваемости студентов техникума – второе место, охват комсомолом учащихся – сто процентов. Сто, мать их, процентов! Все студенты поголовно комсомольцы! Единственное учебное заведение города с такими показателями, и все благодаря ему – Надрезову Вите, одному из лучших лидеров ВЛКСМ в масштабах области, о чем и соответствующая грамотка имеется.
И вот за все его труды и старания – достойная награда: комсомольская путевка в Москву на Олимпиаду-80, в составе республиканской делегации.
А-фи-геть!
Ну, здравствуй, «наш ласковый Мишка»!
Это была… нирвана. По-другому и не скажешь.
Столь ярких и сильных впечатлений Виктор Анатольевич в жизни своей не испытывал! Это феерия. Торжество спорта, дружбы и любви, триумф высших принципов человеческого сосуществования, связанных с равенством, свободой и братством, безоговорочная победа коммунистического строя…
Здесь, если честно, рассказчика я все же прервал.
Понял, что суток может не хватить на его восторги. Попросил сконцентрироваться и конкретизировать. Он сконцентрировался… на любви. Потом конкретизировал.
Персонально.
Так у любви оказалось еще и человеческое имя.
Ее звали… Жулиа Аманда Соуза Мендес.
Но можно было и просто – Жули. На французский манер, хотя девушка была англичанкой бразильского происхождения. Англия, в отличие от США, своих спортсменов на Олимпиаду все же отправила, правда, под нейтральным флагом. Который с кольцами, кто не помнит. Знакомо ведь? И кроме спортсменов в Москву прорвался целый пул журналистов, где и крутилась прекрасная Жули, высокомерно отсвечивая бейджиком с тремя волшебными буквами – «Би-би-си».
Впрочем, девушка оказалась не такой уж и высокомерной.
Особенно по вечерам после соревнований – на чудовищно аморальных с точки зрения правоверных комсомольцев и местных москвичей вечеринках, пати и сейшенах.
Да. Такого беспредела страна еще не видела!
Что говорить о провинциальном комсомольце Вите Надрезове? Суть да дело – у Вити случился роман. С Жули, разумеется. И это несмотря на наличие невесты – Оленьки.
Но где Ольга, а где Жули!
Роман получился случайным, коротким и… чрезвычайно бурным. Англичанка, в отличие от отечественной красавицы, творила с комсомольцем Витей что-то невообразимое. Парень даже представить себе не мог, что сексуальные отношения между мужчинами и женщинами могут достигать таких высот сладострастия и бесстыдства, в лучшем смысле этого слова. Да-да! Именно «бесстыдства» и именно «в лучшем смысле» – вот до чего докатился образцовый комсомолец Витя в своем пытливом стремлении шире и глубже познать этот восхитительный мир.
В этом месте я вновь прервал рассказчика, так как термины «шире» и «глубже» в его горячечно-импульсивном изложении стали приобретать чрезмерно прикладной контекст.
Короче.
Парень был разбит и покорен.
Ослепленный и оглушенный свалившимися на его голову невиданными ощущениями, он даже согласился сделать себе в знак любви татуировку на левой лопатке.
Так появился… Скарабей.
Да-да. Тот самый Жук!
Жули сказала, что это ее «тотем», личный талисман. А в ответ, широкая душа, она на своей левой лопатке, той, что ближе к неистовому южноамериканскому сердцу, наколола знак «Уджат» – то самое пресловутое «Я» с глазом.
Виктор ведь из Крыма?
А «уджат» – символ винограда. И гор. А глаз поможет Виктору видеть любимую в разлуке.
Во как было повернуто!
Откуда Надрезов, школьный медалист, образцовый комсомолец и удачливый номенклатурный функционер, мог знать, что Скарабей – символ Вельзевула, повелителя мух. А «уджат» – всевидящее око Люцифера.
Вот так их и связали… сатанинскими узами.
Тату делали веселые и шумные бразильские друзья Жули у нее в гостинице. Потом по этому поводу, да и просто без повода, пели, танцевали всю ночь, курили ароматный кальян и нюхали какой-то незнакомый Виктору белый порошок. От порошка напрочь пропадал сон, наступало ощущение поразительной ясности ума и безграничной радости. Все это казалось крайне подозрительным и совершенно невыдержанным с точки зрения привычных норм поведения и от зубов отскакиваемой идеологии, но было совершенно необычным и пронзительно привлекательным.
И Виктор… продолжал петь, плясать и любить Жули!
На его счастье, все закончилось вместе с Олимпиадой.
Расставаясь, Жули обещала не забывать своего нового друга и при случае передать ему какое-нибудь послание. Презент на память! А он сквозь любовный угар и помутнение рассудка все же умудрился сообразить, что их страсть и бурные скачки по ночам могли закончиться с гораздо более печальным финалом.