Борьба – это хорошо, но… бороться в мирное время пока не надо.
Ты учись покуда, детка, и будь паинькой! Вот война грянет…
А войны, слава богу, нет и нет, хотя уже целых два года сочится кровью Афган.
Но это… тсс… секрет!
Вот и хлынули чуть позже в образовавшуюся мозговую лакуну жутко привлекательные образы из легиона вражеской Фабрики Грез. Вражеской! И образы эти на поверку оказались не такими уже и безобидными для нашего инфантильного общества.
Парадокс – фашисты в свое время нас не сломали, а у Дональда Дака с Микки-Маусом получилось! В числе прочих суперменов с бэтманами.
И я так думаю, вся эта история с сатанистами-рецидивистами – это лишь первая ласточка. Проба пера. Никто меня не убедит, что девчонки и парни, воспитанные на фильмах типа «Летят журавли» и «В бой идут одни старики», сами додумались до этой мерзкой чертовщины с настенным вандализмом, «грехопадениями» и культом оголтелого себялюбия.
Не наше это. Не исконное.
А значит… помогли!
И я разберусь, кто за этим стоит.
Не сомневайтесь.
Глава 29
О взрослых пацанах
Суббота – сокращенный рабочий день.
Мелочь, а приятно.
И зря, между прочим, я грешил вчера на комсорга – он, оказывается, специально ездил в город, чтобы получить разрешение отпускать крепостных из стройотряда на выходные по домам: с обеда в субботу до отбоя в воскресенье. С ночевкой! И это послабление режима неожиданно оказалось чрезвычайно приятным и востребованным для большинства невольников – соскучились бяшки по мамочкиным плюшкам!
Впрочем, были и те, кто на выходные предпочел оставаться в «бараках». Типа «мы ведь уже взрослые пацаны»!
Какие плюшки?
Многозначительно ухмыляясь и напуская на себя интригующую загадочность, они стреляли мелочовку у отъезжающих счастливцев и тайно скидывались на «мурсуляк», столь необходимый для полноценного проведения вечерних развлекательных мероприятий. Так «тайно», что даже Надрезов уже был в курсе – сколько вина будут брать, у какой бабки и в какую цену за трехлитровую банку.
Невдомек было «взрослым пацанам», что технарь уже не школа и за подобные приготовления здесь никто специально «плющить» не будет – не в традициях, знаете ли, обижать «взрослых» студиозусов детскими ограничениями. Но скоро, очень скоро как снег на голову сыпанет на «пацанов» новое откровение! О том, что есть в природе и другие, гораздо более эффективные меры профилактики алкоголизма, а также средства истребления потенциальных носителей зла в системе советского среднетехнического образования. Оказывается, о планируемых безобразиях своих можно фантазировать хоть колокольным звоном с высокой башни – из начальства никто тебе и слова не скажет. А вот если попадешься… с поличным – в реалии, так сказать, а не в виртуалии, – огребешь сразу за все оптом! И по-взрослому, вплоть до отчисления из техникума.
Не слово наказуемо, но дело! Как у настоящих взрослых.
Хотели – получите!
Стоит ли упоминать, что вербально сей неписаный закон никто из администрации озвучивать не торопился. Много чести для салабонов-первокурсников! Ежели что – салаги на собственной чешуе должны все прочувствовать и осознать, вот поэтому коварный Надрез и помалкивал себе в тряпочку по поводу предстоящих злоупотреблений. Глазками только постреливал по сторонам да на ус себе мотал – кто же тут больше других рвется в алколидеры?
Можно было, конечно, предупредить легкомысленных мотыльков, бездумно рвущихся к пламени свечи, только как бы это выглядело со стороны бунтарских ушей? «Не пейте, пацаны, а то попадетесь»?
Ага! Напугаешь этих «ежей» голой… аргументацией.
А это что?
– Вован! А ты чего, тоже тут остаешься?
Неожиданно я обнаружил, что Вовка Микоян с неизменной подругой-гитарой тоже не рвется домой, сидит в углу, бренькает. Глянул на меня слегка недоуменно. А! Ну да. Мы ведь с ним еще не сдружились особо, это я подзабыл. Сблизимся только через полгода – на почве «каморки, что за актовым залом».
– Остаюсь, – слегка пожал он плечами. – Мать к сестре уехала, а батя… на рыбалке будет. Чего там дома делать?
Ого! Не похоже на Вовку – чего он так разоткровенничался перед… пока еще не другом? Что это с ним? Ведь явно подпсихивает парень!
Я деликатно присел рядом:
– А у тебя отец что, на целые сутки за рыбой уходит?
Вовка раздраженно дернул щекой, не прекращая перебирать струны:
– Может, и больше.
Ага, кажется, здесь у него болевая точка пульсирует. Батя, оказывается, шкодит!
– На лодке? – спросил я больше из вежливости, чем по необходимости.
– На катере, со знакомым. Дебильный такой катер. Называется… «Сатана».
«Сатана»?!
Хорошо, что я уже сидел.
У меня отвисла челюсть. Как же тесен все-таки мир!
Я тут, понимаешь, грунт копытом рою, аж… попа в мыле, а он сидит тут. Бренькает!
– А-а… ты этого знакомого хорошо знаешь?
Вовка подозрительно посмотрел на меня:
– А тебе зачем?
– Его случайно не Дмитрием Ивановичем зовут? – проигнорировал я вопрос в азарте нащупываемого следа. – Такой, в костюме тренировочном ходит, в синем, в поношенном. И в сапогах дурацких.
– Ну да, в спортивке. И в сапогах. И знаю, что на «Иваныча» отзывается. А как по имени его – я и не слышал ни разу.
– А прозвище «Дьябло» слышал?
– Слышал! – бросил мне Вовка с вызовом. – Дебильная кличка.
Так-так-так.
– Слушай, Вовка! – загорелся я. – А он тебе ничего такого странного не задвигал между делом?
– Насчет чего?
– Ну, к примеру, про «тайное общество сатанистов»?
Вовка горько усмехнулся:
– Ну, задвигал. А ты откуда знаешь?
Мне ли этого не знать.
Давай-давай, качай его, дожимай!
– А ты что? Что ты ему ответил?
– Да послал подальше чертовых бухариков! Нажрутся опять до синих соплей, сатанисты хреновы, а мать… снова плакать будет.
Я помолчал.
Вовка тоже, даже играть перестал. Видно, что распереживался парень.
Похоже, это жизнелюбивое общество тайных сластолюбцев начинает более или менее рельефно выкристаллизовываться в моем воспаленном воображении. В составе – местный лидер на дурацкой лодке, жрица, вышибала с кастетом и пока неизвестная мне по численности группа низовых придурков, в ряды которых затесались Цимакин с Галиной.
Ну… и я теперь с Тошкой.
Нам бы только выяснить – кто же там из этих козлоногих уродов людей бьет? Выяснить и спросить у негодника, задушевно всматриваясь в козлячьи его глазки: «Зачем же, сударь мой, вы так нецивилизованно поступаете с окружающими гражданами? И не совестно ли вам… эдак нелицеприятно обходиться с живыми людьми?» И тут же в жбан ему, в жбан!
