Не канает!
Я вас, уродов, на чистую воду выведу! Садисты-сатанисты.
Доехал без приключений.
С трудом оторвавшись от соскучившейся Тошки, я отправился на отчет к начальству.
Надрезов, как это ни странно, к моему длительному отсутствию отнесся более чем равнодушно. Даже с койки не встал, пока я рассказывал о помощи, оказанной его сестренке с «жуком» на заднице. Почти… на заднице.
Что за игнор?
– У вас все в порядке, Виктор Анатольевич? – не выдержал я его сонно-безразличного выражения лица. – Вы не заболели, случайно?
– С-с чего это ты взял?
– Выглядите, как… Мишка-Кала.
– Э-э… ты хотел сказать… «коала»? Медведь, что ли, австралийский?
Я вздохнул. «Не верю» по Станиславскому.
Спрашивает, слова какие-то выговаривает, а я вижу – похрен ему все! Вроде и на умняк припал с этим «мишкой», а на роже – черным по белому: «Когда же ты, настырный поц, от меня отвяжешься?» И только долг комсомольского лидера не дает ему озвучить сей насущный вопрос посредством привычных колебаний воздуха. К тому же… ощущение такое, что ему даже разговаривать лень!
Мне аж интересно стало. И что это у нас такое происходит?
– Да нет, уважаемый Виктор Анатольевич. Для коалы вы сегодня чересчур бодрый. А вот «Кала» – для вас в самый раз. Краше только в гроб кладут. Температуры нет?
– Руку убрал! Тоже мне, «мамочка» нашлась. Нет у меня никакой температуры. Иди уже, Караваев! Иди. Устал я просто!
Странно. А ведь это типичная вспышка необоснованной агрессии. На фоне вялости и безразличия. Так-так-так!
– Вы же бледный, как зомбак. Даже под загаром заметно! У меня так в детстве желтуха начиналась. Очень похоже. Не болит живот, случайно?
– Что еще за «зомбак»? И… чего тебе от меня надо? Не болит у меня ничего!
– А белки не желтые? А ну, покажите глаз.
– Пошел вон отсюда!!!
– Все-все-все! Ухожу. Вижу – здоров, бодр и гиперактивен. И зрачки…
В меня полетела подушка.
Увернувшись, я выскочил в коридор.
Чудны дела твои, Господи! Я ведь говорил уже, что довелось в свое время пообщаться с не совсем, мягко выражаясь, дисциплинированными солдатиками в стройбате? И если бы, к примеру, можно было предположить, что «уставший вождь» – мой подчиненный, а на дворе – не начало восьмидесятых, а где-нибудь конец девяностых, то я бы серьезно встревожился.
Потому что у нашего комсомольца налицо типичные симптомы наркотического опьянения. Причем конкретно опиатом: кожа, зрачки, скачки настроения.
Только в советские времена сей факт – из ряда вон. Нехарактерен, знаете ли.
Да и сами препараты – типа морфина, героина или кодеина – огромная редкость в стране социалистической идиллии. Я понимаю еще конопля – гашиш, анаша, план. Эту гадость сейчас достать на порядок проще, но после употребления каннабиноидов у человека совершенно другие внешние признаки. К примеру, зрачок расширяется, а у комсомольца сейчас он как точка! Типичный опий.
Но… говорю же – маловероятно все это.
Скорей всего, действительно подустал чувак. А я… «на воду дую» по привычке.
Возможно еще, что нашего комсомольского лидера что-то сильно расстроило. Не огорчило, нет. Скорее… разозлило? Да! Для некоторых психотипов симптомы, что я сейчас наблюдал, – признак сдерживаемой ярости. Сильной ярости!
Интересно, сестренка постаралась?
Такая мо-ожет!
А часом, не в связи ли с моей беспокойной персоной эти горячие переживания? Ну и… чего я такого ему сделал? Не дал родственнице себя… «трахнуть», деликатно выражаясь? Не поддался соблазну? Разве это может кого-то расстроить? М-да… вообще-то может. Только вот концентрацию скрытого эмоционального напряжения, направленного непосредственно в мой адрес, я бы однозначно просчитал! Брошенная подушка не считается.
Нет, тут что-то другое.
А может, действительно просто заболел? Продуло или съел чего немытыми руками. А я уже насочинял себе… в силу собственной испорченности. Короче, в любом случае – сломался наш оловянный солдатик! Поэтому – ночью своих подопечных проверять… что? Правильно. Не будет! Мне перепоручит, к гадалке не ходи.
А это, стало быть… может, мне и пригодится!
– Ну что, Цимакин, – вытащил я за локоток клиента из ржаще-курящей и травящей анекдоты группки на крыльце «бараков». – Ты говорил «после ужина». Ну! Пожрали уже все. Когда пойдем на заработки? Деньги нужны!
Цима высокомерно оглядел меня с ног до головы:
– Не лезь поперед батьки… у пекло!
А я гляжу, он неплохо так припух. Забурел! Но… гасить эту раскоряку пока рано.
– О’кей, батька. Говори тогда, что и когда делать.
– То-то же.
Потянулся демонстративно, оглядел тающие в вечернем сумраке живописные ландшафты, потом лениво указал на стремительно темнеющий восток. Молча и театрально.
– Ну, чего там? – не выдержал я.
– А там, Караваев… э-э… не так, надо как-то по-другому тебя называть. Будешь… Щепка!
По идее, «хоть горшком назови…» – не наплевать ли?
Но эта позиция годится для умудренного сединами пенсионера, а мудрость – она, как правило, нетороплива. Поэтому не успел я даже додумать свою глубокомысленную сентенцию, как кровь бросилась в голову, и я резким движением припер Циму к стенке, надавив предплечьем ему на кадык. Ну, как угнаться за собственной малолетней составляющей, когда внутри сидит этакий неадекват? Отморозок прямо…
– Щепка, говоришь? – прошипел я злобно. – Тогда я буду звать тебя… Соплей. Как Бандеру. Нравится?
– Да все! Хватит! Пусти.
Я отпустил. Скорей всего, про Бандеру он даже и не прогнал тему.
– Ты тоже не борзей. – Я миролюбиво поправил ему воротник рубашки. – Давай спину отряхну, в побелке.
– Да пошел ты!
Не получается из меня агент под прикрытием, хоть ты тресни.
А ну, соберись, тряпка! А молодой психопат должен придержать свои гормоны и… заткнуться на время! Старый ведь не высовывается наружу, когда начинаются разные там поцелуйчики с обжималками? Вот и сейчас – должны найти консенсус там у себя… в черепной коробке!
М-да. Это уже не раздвоение личности, это рас… троение.
Гипершиза!
Но пока управляемая. Почти…
– Остынь, Цима. Я погорячился. Могу даже извиниться. Если нужно тебе мое погоняло, то я… Старик. Звали меня так когда-то добрые люди… почти добрые. Пользуйся.
Цимакин обиженно засопел.
– Будь моя воля… – И осекся.
А я насторожился.
