– Мало, говорю! Еще три грозди сюда влезут.
– Куда влезут? Давить придется!
– Ты больной? В один контейнер все сваливаем. Дави, если надо. А недовес не приму! Свободен. Эй, ты, а ну стой! А у тебя чего ящик поломанный?
– Ногой наступил…
– Лучше бы ты на голову себе наступил. Все, высчитываю порчу. Минус тебе!
– Запихай этот минус себе в…
– Поговори мне, душара. Одну точку зачеркиваю за сломанный инвентарь. Проходи, не задерживай!
Король мира!
Причем, судя по фамилии, наверняка с эллинскими корнями. Или даже какой-то божок с горы Олимп. Какой-нибудь преемник Гермеса – бога хитрости и торговли. По-моему, у Фасулаки это призвание!
А ко мне, интересно, тоже приколупается?
– Полковник Караваев прибыл!
– Староста? Ага. Так-так. Что тут у тебя записано? О! Да у тебя точек меньше всех, староста! Ты там что, сачка давишь в лесополосе? Не стыдно?
– Не стыдно. Точек меньше, а ящиков больше. Я их просто не сдавал, как все, по одному, сдам в конце разом. Они все там – на меже стоят. И уже больше нормы, между прочим.
– А кто так разрешал?
– А кто так запрещал?
– Э-э… так ящиков же… может не хватить!
– Не хватило? – Я скептически разглядывал гору пустой тары около контейнера.
– Эй! А ты чего продукт теряешь? – оперативно переключился Жорик с меня на другую, более беззащитную жертву. – Не свое, не жалко?
Хрупкая девчонка уже роняла в изнеможении тяжелый ящик, когда я, своевременно подскочив, перехватил ее ношу.
– …Пасиб… – шепнула она еле слышно.
Я молча кивнул в ответ, вываливая содержимое в контейнер.
– Так… как тебя там? Швецова? Девять? У тебя только девять ящиков? Чего так мало? Мы снимаемся уже через час! Ты чего думаешь вообще?
– У меня еще… там.
– Ты что, тоже пустые ящики тырила?
– Да. Взяла.
Без позы, без вызова – просто констатация. Я даже залюбовался.
– Еще раз возьмешь…
– И что ты сделаешь? – живо заинтересовался я. – Побьешь ее? Нет, правда, Жорик. Девочку ударишь? Или поможешь все-таки донести? А?
Фасулаки злобно зыркнул в мою сторону:
– Посмо́трите тогда у меня.
– Сам у себя посмотришь! Пойдем, помогу тебе сдать… священный «продукт», – чуть насмешливей, чем следовало, предложил я девчонке.
– Я сама.
Мелкая, а упрямая!
И, кстати, а почему я ее не помню?
Когда до меня дошла суть вопроса, я аж ходить разучился – встал как вкопанный, вытаращив на девчонку глаза. Темные кудряшки, серо-зеленые глаза, пухлые губы и еле заметные конопушки на носу – дите дитем! Хотя с формами все в порядке, этого не отнять. Вполне сформировавшаяся по нашим южным меркам девушка.
Фигуристая на загляденье, только очень изящная.
– Ты из нашей… то есть… из группы М-111?
Застенчивый кивок в ответ.
Да как так-то? Я ведь не мог никого забыть!
Откуда в этой версии моей реальности появилась сия «Барби»? Не было в нашей группе никого даже и близко на нее похожего! В других местах – возможно, но в технаре! Железно нет. Такую грех не запомнить.
Может быть, как вариант, она быстро отчислилась из технаря в моей прежней жизни? Так, что даже в стройотряде не успела побывать. Тогда – да, сходится. Тогда при таком раскладе мог я ее и не встретить.
Успокоился немного, выбрав себе более или менее приемлемое объяснение.
– А как звать тебя… Швецова?
– Вика. А тебя?
– Да… тоже. В смысле – Витей меня зовут. Получается, как и тебя.
Девчонка хихикнула, тут же став похожей на веселого лисенка:
– Смешно. Виктор и Виктория.
Я растерянно пожал плечами:
– Чего тут смешного-то? Просто… тезки.
Опять тезки. Мало мне было комсомольского вожака!
– Да нет же! – щебетала девчонка, семеня за мной между рядами коренастых виноградников. – Смотри, «Виктор и я» – получается Виктория! Понял?
Что она хочет этим сказать?
Что за «тонкие» намеки на «толстые» обстоятельства? И вообще про Викторию и Виктора – это древний «баян» из арсенала сопливых статусов гламурных львиц социальных сетей. А! Тут же этого нет. Так что, получается, сама придумала эту фишку? Родоначальница?
– Прикольно, – равнодушно бросил я через плечо. – А папа у тебя не Анатолий, случайно?
– Нет. Брони́слав. Стогис Бронислав. Он литовец. А Швецова я по маме.
Вот откуда такая белая, нетипичная для наших мест кожа! И конопушки.
– Виктория Брониславовна. Увесисто! На тебя посмотришь – иначе как Брониславовной и не назовешь! Повезло так повезло.
– Почему?
– Да у тебя имя с отчеством, как у главбуха какой-нибудь солидной конторы. Сразу представляется центнер живой женской плоти. Короче, не идет тебе.
– А какое имя подошло бы?
– Ну-у… Тошка, например. Тошка-Виктошка. И без отчества чтоб…
– Мне нравится. Зови меня так.
Я вздохнул. Почему у меня ощущения, что меня… кадрят?
Обычно бывало наоборот!
– Ну ладно… Тошка. Это твои ящики?
– Ага. Тут пять, там пять и в конце еще десять.
– Да ты, мать, стахановка! – Я ухватил сразу четыре ящика и, пыхтя, почапал «сдаваться». – Не надо, не бери!
Это я заметил, повернув голову, как пигалица вцепилась в оставшийся одинокий ящик.
Ага. Так она и послушалась. Вот характер!
Потянулась за мной, пошатываясь и багровея от напряжения. Фигасе она слабенькая! Того и гляди, на вынужденную посадку пойдет. Пропеллером в борозду. Как она вообще до пятнадцати лет дожила?
Лисенок Тошка.
Полудохлый.
Решительно поставив свои ящики на грунт, я развернулся и отобрал у нее непосильную ношу. Виктория Брониславовна пискнула было протестующе, но я сделал вид, что тут никого нет, – легко оттер ее плечом, даже не почувствовав в воздухе какого-либо сгустка материи. Поставил на свою стопку пятый ящик и, крякнув, взял вес. Тяжело, блин! И видимость по курсу нулевая, так как перед глазами – кусок фанеры. Благо направление можно корректировать по виноградным рядам справа и слева.
А вот спереди… только по наитию.
Только слабое у меня «наитие» оказалось. Ненадежное!
Именно по этой причине в конце своего нелегкого пути я, вместо того чтобы триумфально вытереть пот с заслуженного лба и омыться в лучах женского восхищения, банально споткнулся о вездесущего учетчика, оказавшегося у меня на пути, и… низринулся оземь!
