– «Последняя реликвия».
– Не видел.
– Зря. Хороший фильм, приключенческий.
– Я приключенческие не люблю, – отмахнулся Карпухин. – У меня в жизни приключений выше крыши, из-за вас в том числе… Если ты такой кинолюбитель, что одних голых повесил? Есть же у нас актрисы – и красивые, и не заголяются. Наталью Варлей взять или Людмилу Савельеву…
– Эти как-то больше в моем вкусе, – сказал Митя безмятежно.
И подумал: мусор есть мусор. Вместо того чтобы сразу взять кота за яйца, психологические подходцы крутит, издалека начинает, комиссар Жуф аюканского розлива…
– Тариш капитан, – сказал он, в очередной раз пожав плечами, и кивнул на дверь: – А с чего бы это вдруг уголовка по мою душу, да еще в таком количестве? Им-то я где дорогу перешел? Мы, сами знаете, как-то по «хулиганке» в основном ходим, главным образом совершенно безосновательно…
– Выломился ты, обормот, за «хулиганку», – проворчал Карпухин. – Достукался, Змей Горыныч долетался, Соловей-Разбойник досвистелся, а ты вот допрыгался… Сам не догадываешься?
– А я что? – пожал Митя плечами. – Я ничего…
– Вот тебе и ничего… У тебя что, и сесть не на что?
– Да на диван разве что, – сказал Митя, усаживаясь и доставая сигареты. – Привык я как-то на нем обитать, без всяких стульев.
– Привык… – ворчал участковый, усаживаясь. – И дивен завел какой-то идиотский, сядешь – колени выше ушей… Ну ладно, раз ты тут дымишь вовсю, я тоже закурю. Наган где?
– Какой еще наган? – пожал Митя плечами.
– Которым ты вторую неделю перед всей кодлой хвалишься. Вот интересно, патроны, две штуки, еще не отстрелял? Поленился бы ты далеко за город отъезжать, в глухомань. А по сводкам, я смотрел, никаких выстрелов за последнюю неделю не отмечено. Выстрел в городе – ЧП нешуточное, мимо сводок никак не прошло бы… Полное впечатление, ты так и не понял, во что вляпался, придурок малолетний. Ордер читал?
– Ну, читал…
– «Нучитал», – передразнил Карпухин. – Читал, да плохо понял. Квартиру они сейчас обыщут так, что любую булавку найдут, не то что наган. А зная, что ты безалаберный, как вся ваша компания, зуб даю: наган у тебя сейчас лежит… – Он кивнул на старенький комод, Митин ровесник. – Вон там хотя бы. Или в шкафу где-нибудь. Не стал бы ты для него толковый тайник мастерить: вы ж, корявые, все недозволенное чуть ли не на столе держите. Типа финок, которые у каждого второго, не считая каждого первого. И у тебя ведь где-то валяется. Кстати, это будет еще одна статья. Благодушие такое у вас оттого, что никто, в общем, ради ножиков не станет огород городить и ордер выписывать – разве что в кармане найдут, когда по другому чему-нибудь задержат. Вот ты, могу поспорить, и привык, что дома можно чуть ли не на виду держать черт знает что. Вот только огнестрельное оружие – это уже совсем другой подход… И статья другая, потяжелее вашей любимой хулиганки. Сколько в прошлом году Тимохе влепили, когда после драки в парке повязали с обрезом под пиджаком? Хоть и незаряженным, но исправным? Не забыл ведь?
– Пятерик, – угрюмо сказал Митя.
– Пятерик строгого, – уточнил Карпухин. – А строгий – это не общий, на который ваша братия по «хулиганке» и идет, если статей потяжелее в довеске нет… Вот и тебе, Дмитрий, светит как минимум пятерик строгого. И не факт, что тебя под подписку о невыезде на свободе оставят. Майор взял «бобик» с арестантским отделением, а мог бы и простой «жигуль» взять. Неспроста… Как бы не уехать тебе в этом «бобике». Твою мать! – выдохнул он в сердцах. – Митька, у меня на тебя зла не хватает, когда я смотрю, как ты сам себе жизнь корежишь! – Он обвел взглядом книжную полку под потолок, пишущую машинку на столе. – Ты ж, обормот, другой жизнью жить должен. Не этой твоей нынешней. Вон сколько книг, полки ломятся. Стихи пишешь… Нет, влез в дурацкую местную блатату по самые уши и сидишь там, как свинья в грязи… Пятерик строгого, – повторил он с расстановкой. – После такого жизнь идет наперекосяк и рассыпается в мелкие дребезги. И хрен ты развяжешься потом с зоной. Катай вон сумел, так он один на тыщу… А у тебя стержень не тот, если вообще есть должный стержень, в чем я крепко сомневаюсь. – Он присмотрелся к Мите, хмыкнул: – Ты ведь ох какой не дурак, все понял. Притворяешься героическим партизаном на допросе в гестапо, а очко-то заиграло! Заиграло, чего там. Я в милиции двадцать два года, навострился определять, когда человек спокойный как удав, а когда у него очко играет… Ну ты понял, что влип крупно?
– Предположим… – вовсе уж угрюмо сказал Митя.
– А наганчик у тебя где-то здесь… – скупо усмехнулся Карпухин. – По лицу видно… Ну вот что, Митька. Я тебя, придурка жизни, могу и вытащить. Исключительно потому, что тебе, если рассудить по уму, другая судьба положена. Без всякой кодлы, ножиков в кармане и подломанных киосков. И для этой другой судьбы ты еще не накопал окончательно. Не поздно на другую тропку свернуть. Не будь я в этом уверен, я бы с тобой разговоры не разговаривал и не старался бы вытащить. Понял? Я не добренький, мне просто смотреть противно, как ты себя гробишь. – Он тщательно загасил окурок в фирменной Митиной пепельнице, крышке картера от первого Митиного мопеда, по неопытности угробленного три года назад. – Знаешь, не так уж редко случалось, что человек вовремя сворачивал с дурной дорожки после хорошей встряски. Авось для тебя эта история с наганом той самой полезной встряской и будет… Очень хочу надеяться. Добрые советы слушать готов? А то майор там может и терпение потерять.
– Чего ж не послушать, – сказал Митя.
Вся его поза выдавала тоскливую безнадежность: ссутулился, свесил руки меж колен, понурил голову…
– Слушай внимательно, – сказал Карпухин. – Есть такая штука – добровольная выдача. Слышал?
– Краем уха, – уныло отозвался Митя, не меняя позы.
– А теперь слушай в оба. Они, – Карпухин мотнул головой в сторону двери, – особо не горят желанием непременно тебя законопатить на зону. Ты, в конце концов, не уголовник – так, мелкая сявка, блатарек дворовой… я с майором поговорил, он мужик ничего… Натворить ты с этим наганом ничего не успел, может, еще и не стрелял даже, и те два патрона так и лежат… Короче. Он тебе оформляет добровольную выдачу. Ну, обыск все равно проведут, конечно. Но от зоны ты отвертишься, даю тебе честное слово. Совсем от суда не отвертеться – все же не ножик, а огнестрельное оружие… Но получишь условное, и поменьше пятерика. Я так прикидываю по своему опыту, года три. А это всяко лучше зоны – в особенности если будешь эти три года держаться тише воды ниже травы. В вуз, конечно, не пустят – да ты ж и не рвешься… Это у тебя первый такой залёт. Ничего за тобой нет, а что есть, то недоказуемо – хитрожопые вы все же, стервецы… Даже ни одного привода нет, на учете в детской комнате никогда не состоял. Биография чистая. Характеристику на работе тебе напишут хорошую, как думаешь?
– Напишут, – сказал Митя. – За три года ни прогулов, ни выговоров.
– Ну вот. Тоже в плюс. Получаешь хорошо, денежки на адвоката, помимо государственного, хватит. В общем, отмотаешься условным. И бросишь, я надеюсь, прежнюю дурь. Да, и продавца сдашь, само собой. Тоже в плюс пойдет. Вот такой расклад. Думай побыстрее, некогда рассиживаться, не у тещи на блинах. Они там могут и подумать, что я тебя долго уговариваю, ты упираешься, терпеж потеряют… Ты парень умный, решай быстренько.
