В общем, разместились с комфортом, как белые люди. Потрепанные общепитовские мебеля были шаткими, раздолбанными, но удержаться на них все же было гораздо легче, чем ковбою на необъезженном мустанге из фильма «Всадник без головы».
Красненькую «Агалину» разлили по полному стаканизатору.
– Нет, мне не надо, – сказал художник. – Я ж за рулем, мне еще домой ехать…
– Да глупости, – сказал Доцент. – Не по-человечески получится – мы пьем, а ты слюнки глотнешь. У тебя прописка или что?
– А тормознут?
Доцент подмигнул:
– А какого фига тебе вообще домой ехать? Или жена будет со скалкой ждать?
– Да нет, я в разводе. Один живу.
– Ну, чудак-человек! – искренне рассмеялся Батуала. – Что, в тридцать восьмую квартиру на ночлег не пустят?
– Да пустят вообще-то.
– Ну и пей, – сказал Доцент. – А Таньке потом скажешь: уехал ты от нее совсем было, да что-то взяла тебя такая романтика, что понял ты: сегодняшнюю ночь без нее прожить не сможешь. В таком вот ключе. Зуб даю, разнежится, они это любят…
– Опытный вы, сударь, ловелас, – усмехнулся художник.
– А то, – сказал Доцент. – Плавали – знаем… Ну, давай знакомиться? Я – Доцент, это вот Батуала, это Сенька.
– Я вообще-то Виталий…
– Э нет, так не пойдет, – серьезно сказал Доцент. – Коли уж прописываешься в правильную кодлу, без клички никак невозможно. Будешь… – Он немного призадумался. – Будешь ты у нас, пожалуй, Рубенс. Есть возражения?
– Да нет, пожалуй, – сказал новокрещенный Рубенс. – Где-то даже и приятно, потому что мне до Рубенса – как до Китая раком.
– Какие твои годы… – засмеялся Доцент. – Ну, вздрогнули? За знакомство!
Вздрогнули, осушив до донышка. Сжевали по конфете, разлили по второй и тоже приговорили. Батуала, с явным интересом приглядывавшийся к Рубенсу, вдруг спросил:
– Рубенс, мне вот что интересно… У вас, художников, всех девок дерут, которых рисуют, или нет?
– Знаешь, Батуала, это от самих девок зависит, – серьезно ответил Рубенс. – Для одной позировать обнаженной – работа, и только работа, и никогда ты от нее ничего не добьешься. А если она в душе шлюха, очень быстро шлюхой и будет.
Вспомнив Лорку, все трое переглянулись и понимающе покивали. В общем, бабы везде одинаковы, философски подумал Митя.
Батуала расхохотался.
– Ты чего? – спросил Сенька.
– Да я тут подумал… У нас, получается, сразу два творческих человека. Теперь вот и Рубенс…
– А первый кто? – с интересом спросил Рубенс.
– А вот Митька у нас стихи пишет, – кивнул на Доцента Батуала. – Иногда чисто для хохмы, про нашу жизнь развеселую, а иногда завернет что-то такое… настоящее. Я в стихах ни уха ни рыла, но чую нутром – настоящее. Как в книжках.
– Интересно… – сказал Рубенс. – Сам как думаешь: призвание или просто хобби?
– Знаешь, понятия не имею, – сказал Митя. – Иногда думаешь – надо бы всерьез, а иногда плохо верится, что получится…
– Знакомо… – сказал Рубенс словно бы с некоторой задумчивостью. – Сам когда-то так думал… А получилось всерьез… Вроде бы…
– Почему – вроде бы? – спросил Митя.
– Да долго объяснять. Как-нибудь, при случае… Печатался уже где-нибудь?
– Ну, ты хватил… – засмеялся Митя. – Куда мне, молодому и сопливому. Разок только толкался…
– Куда?
– Да так, расскажу при случае… Не порадовало.
– Дашь как-нибудь почитать?
– А ты картины свои покажешь?
– Заметано, баш на баш.
– Только чтоб обязательно, – сказал Митя.
Рубенс его заинтересовал чертовски. Он впервые видел самого настоящего творческого человека – то есть человека из другого мира, никак с его нынешним прежде не соприкасавшегося.
– Мне и живопись как-то до лампочки, я парень простой, – сказал Батуала. – Меня вот только одно интересует: почему картина с голой девкой считается большим искусством, а та же фотка с голой девкой, которыми немые торгуют, – порнография? Рубенс, ты в двух словах объяснить можешь?
– Вряд ли, – чуть подумав, сказал Рубенс. – Туг, наверное, на час лекцию толкать придется, да и не уверен я, что у меня получится.
– А я не уверен, что пойму, – сказал Батуала. – А потому – проехали, давайте уж не будем в такие дебри лезть. Выпьем за что-нибудь попроще. Чтобы девки исправно давали. Подходящий тост, Рубенс?
– Очень даже эстетический, – серьезно сказал Рубенс.
Глава восьмая
Марина и море
Конец этого августа выдался чертовски жаркий – не редкость для Аюкана, хоть случалось такое и не каждый год, раз на раз не приходился. Так что все окна пришлось опустить, и легкий ветерок обдувал приятной прохладой.
Инженер вел машину не то чтобы каскадерски, но, можно так сказать, очень даже независимо. Некоторые, робкие, уступали дорогу наглым лихачам, пропускали вперед, даже когда были правы, – опасались за свое драгоценное транспортное средство. Будь ты сто раз прав, а если тебе стукнут тачку, да еще, не дай бог, чувствительно, замучаешься потом чинить.
Митя в машинах разбирался, правда, чисто теоретически – благодаря любимому журналу «Техника – молодежи» и оттого, что в качестве почтаря три года общался с аюканскими таксистами (таксопарк согласно какому-то давнему договору выделял каждый день главпочтамту по две машины для доставщиков, в дневную и в ночную смены). Так что прекрасно понимал, почему Инженер стоит выше таких подлостей, как деликатная застенчивость на дороге.
Они ехали на «Победе». С автобусами и грузовиками приходилось считаться, да и «Москвичи» с «Волгами» не из жести склепаны, но вот «Жигули» всех моделей с «Победой» старались не связываться. Железо у «Победы» чуть не в палец толщиной, а смастеренный по буржуйским образцам «жигуль», бывший «Фиат», мог помять крыло, вляпавшись от души в слежавшийся твердый сугроб. (Митя знал парочку таких случаев, причем один наблюдал своими глазами в собственном дворе.) Одним словом, ни один «жигулист» в здравом уме бодаться с «Победой» не будет.
Так уж получилось, что среди ребят с Комсомола Инженер оказался единственным автовладельцем двадцати с половиной лет от роду – ну прямо как на Западе, бляха-муха! «Победа» была отцовская – впрочем, теперь законным образом перерегистрированная на Инженера. Хотя Инженер и получил права в восемнадцать, батяня машину ему давал крайне редко – как бы чего не вышло. Однако, когда купил «Волгу», отстояв почти пять лет в очереди (всего-то пять, повезло, иные гораздо дольше томились), «Победу» Инженеру отдал – куда ему две машины, не в Америке. Поставил, правда, условие: если сын машину побьет, пусть исхитряется как хочет. Но чинится за свой счет. Это он зря – Доцент, как и другие, с Инженером ездил не раз и давно убедился, что тот не лихачит.
