– А вы, соколики?
Трое помотали головами без всякого наигрыша.
– Не наши какие-то, – сказал Батуала.
– Да уж, ваши так не балуют… лицо не запомнили?
– Где тут было в такой спешке…
Неподалеку, на обочине дороги, остановилась машина – ясно различимый сквозь редкие деревья луноход, мигавший вспышкой.
– Пойдемте в машину, девушка, – сказал Карпухин. – Напишете в отделе заявление, все как полагается…
– Ой, а как я потом? Я далеко живу, на Паровозной…
– Отвезем, не беспокойтесь, – заверил Карпухин и наставительно добавил: – А вы трое – к десяти утра в отдел, как свидетели.
– Да какие мы свидетели-то… – заикнулся Сенька.
– Самые подходящие, – веско сказал Карпухин. – Как лица, присутствовавшие при попытке совершения преступления… и приложившие меры к его пресечению, я так понимаю. Вот всегда бы вы так, хлопот было бы меньше…
– На работу с утра…
– Справки выпишу, по всей форме. Ну, пойдемте?
Он пошел к машине первым, за ним двое других с девушкой.
– Ушли, – сказал Сенька. – Хрен их так догонишь, или в первый скотовоз прыгнули, или на стройку подались, там до утра отлеживаться можно… Может, поискать потом? Чтобы всякая шелупонь по нашему району не куролесила? Я одного чуточку заприметил, у которого Доцент ножик выбил. И кличка у него – Серый. Можно поискать по зацепочке. Мандатом будут махать, мля…
– Это точно, – сказал Доцент. – Нам тут лишних хулиганов не надо, мы сами хулиганы. Попали, что называется. Свидетели…
– Как говорил Жорж Милославский, – хмыкнул Батуала. – Вот свидетелем никогда не приходилось быть… Доцент, покажи перышко.
Доцент присел на корточки, вынул ножик. Отличная была финочка – узкая, с хищным загибом на треть клинка, с рукояткой из полированного на совесть разноцветного плексигласа. Трофей пошел по рукам, потом вернулся к Доценту, и он ручкой вниз опустил его в левый внутренний карман пиджака. Это, конечно, тоже была статья, «Хранение и ношение холодного оружия», но кого это волновало? Та, что лежала у него дома, была похуже и не такая приглядистая.
– Юные друзья милиции, а! – хохотнул Сенька. – Ладно, значков все равно не выдадут, да и снисхождения от Карпухи не дождешься, если запорешься на чем-то серьезном.
– Зато в характеристику, если что, пойдет. Как Катай учил. Трое представителей передовой советской молодежи героически спасли честную советскую девушку от близкого знакомства с четырьмя концами. Может, даже целочку… Ну что, в ларь? По такому случаю сам бог велел.
– Это точно…
Глава шестая
Танцуют все, и змеюка тоже!
Площадку эту оборудовали не они – получили в наследство от старшего поколения. Старшие кто ушел в армию (и, вернувшись, вел уже совсем другую жизнь), кто закончил вузы и теханы, практически все женились, завели короедов. А тут и они подросли – и прочно, на годы, местечко оккупировали, вытеснив шманков, занимавшихся сущей ерундой вроде игры в ножички. За газгольдерами, окруженными аккуратной проволочной сеткой, в углу, возле высокого забора швейной фабрики, еще в незапамятные дня них времена кто-то натаскал школьные парты старого образца, парочку садовых скамеек, а бетонные панели остались с тех времен, когда строили Батуалину пятиэтажку, последнюю в этом квартале.
Очень удобное было место, вмещавшее при необходимости всю немаленькую кодлу. Сидячих мест хватало на всех, бетонные плиты служили удобными столами не только для пузырей, но и шахмат с картами (они порой уделяли время и культурному отдыху). Ну а чистоту обеспечивали местные охотники за пушниной
[33], старательно сгребавшие все до единой бутылки, – превеликие мастера выдергивать веревочкой из бутылок от болгарского сухаря пробки. С ними давно был негласный договор: их не гоняют, а они в благодарность, подобрав бутылки, собирают и весь мусор и уносят его метров за триста в мусорный бак. Словом, все было хорошо и определялось ученым словом «симбиоз».
Их предшественники так и прозвали уютный уголок «Уголок». А они, обосновавшись здесь, не стали мучить мозги и выдумывать что-то новое, годилось и старое, известное всему району.
Не было пока что ни настоящего веселья, ни многолюдства – время стояло раннее. Для всех без исключения забав, в том числе и литробола. Так что они покуривали, лениво травили анекдоты и столь же лениво гадали, кончится сегодняшний вечер на танцплощадке дракой или нет. Особой необходимости в махаловке сегодня вроде и не было, да и девочек снимать не собирались – вечер должен был завершиться не самым скучным мероприятием под названием «Бабушкин гарем», понятным, в отличие от многих других, только посвященным – им да Лорке. Ну и еще, конечно, бабушке Стюре. Однако махаловка сплошь и рядом возникает помимо твоего собственного желания – просто потому, что так карта легла. Так что ничего не стоило загадывать наперед.
С утра все трое уже исполнили свой гражданский долг – дружненько заявились в горотдел и рассказали, как вчера стояли на страже социалистической законности. Главная сложность была – ни словечком не упомянуть о боевом трофее Доцента – посадить не посадили бы, если сажать за такую мелочь, Аюкан останется вовсе без молодежи, но отобрали бы, сто процентов. Проблема решилась просто: они, оказалось, пришли раньше, чем гражданочка потерпевшая, и, отозвав ее в сторонку от крыльца, душевно попросили о ножике не упоминать вообще. Не было никакого ножика. Девчонка оказалась свойская и просьбу выполнила. Скорее всего, сама в своем районе хороводилась с такими же, как они, и жизнь понимала. Сенька даже попробовал подбить к ней клинья, но она отшила вежливо и необидно – сказала, что постоянный парень у нее есть.
– Оба! – сказал Доцент. – Карпуха прется.
Все посмотрели в ту сторону. Действительно, от магазина своей уверенно-хозяйской походочкой неторопливо шагал Карпухин, как всегда, напустив на себя вид провидца, умеющего видеть в землю на метр в глубину.
– А ведь и к нам сейчас прилипнет, – сказал Батуала. – Чижик говорил, он с утра крутится насчет киоска: мол, не слышал ли кто чего. Как будто кто ему скажет, даже если знает… Точно, свернул…
– Гениальная идея в голову стукнула, – сказал Доцент. – А давайте-ка сейчас ему изобразим в три глотки что-нибудь страшно идейное. Спорнем, не докопается? Не будет идейной песне мешать. Мелкая подлянка, да крупной же ему не устроишь…
– Идея, – кивнул Батуала. – Только что ему такое изобразить?
– «Интернационал», – предложил Сенька.
– Не, – сказал Доцент. – Еще политику пришьет, дискредитацию гимна или еще что…
– Когда это он политику шил? Времена не те.
– А ты слова помнишь?
– Да нет. Первый куплет, и то, по-моему, не целиком.
