…Ларек «Фрукты-овощи», не такой уж маленький, располагался в самом уголке Дикого Леса – за ним и начинался тот пустырник, где устраивали новогодние елки. Сигнализации там не имелось отроду, что задачу крайне облегчало. В обычное время его ярко освещали два угловых фонаря, на их улице и на перпендикулярной. Вот только час назад оба фонаря загасили стальными шариками от подшипников Батуала с Доцентом – рогатками они не баловались давно, не малолетки, но старых навыков не растеряли. Правда, былыми снайперами уже не были – Батуала фонарь расколол со второго шарика, а Доцент и вовсе с третьего. Но проделано все было быстро и осталось незамеченным. Аварийщики из-за такого пустяка по темени дергаться бы не стали, обязательно отложат на завтра, даже если узнают. А в милиции как раз пересменок: на дежурство заступает ночная смена, а во дворе начинается развод «канареек»
[30]. Уходящей смене уже не до всякой мелочовки, а пришедшей – пока не до нее. И «луноходов» на ночных улицах на какое-то время остается минимум. Как выражался Остап Бендер, все учтено могучим ураганом…
Одно картину чуточку портило – тусклая лампочка над задней дверью ларька. Но жить ей оставалось всего ничего. Что приятнее, обе улицы пусты, как вымерли, прохожих нет. Главная опасность, учил Катай, – бдительные граждане-полуночники. Глянет такой в окно, заметит что-то подозрительное и исполнит свой гражданский долг, сука, вызовет мусоров. Но это уж – неизбежная случайность, с которой ничего не поделаешь. В основном на лес выходят окна домов своего района, а здешние полуночники давно усвоили, что они ничего не видели, не слышали и знать не знают…
– Пошли, – распорядился Батуала.
Они быстренько перебежали пустую дорогу, враз оказались у киоска, и Батуала с ходу засветил очередным шариком от подшипника по лампочке. С трех метров и юный пионер не промахнулся бы. Лампочка скоропостижно скончалась, как член Политбюро ЦК КПСС из очередного некролога, которым партия и правительство с прискорбием извещали, – вот только лампочкам некрологов не полагается. И шума получилось не особенно много.
Все обговорено заранее – они этот киоск знали не первый год. Батуала – в осенних перчатках без подкладки, как и остальные, – достал из внутреннего кармана куртки короткий ломик со сплющенным концом. Хлипконькая дверь киоска, кроме паршивенького врезного замка, запиралась на широкий железный засов, косо ее пересекавший. Замок они трогать не стали – можно было поступить гораздо проще, чем подбирать ключи к этому музейному экспонату. Другой конец засова крепился на толстом железном кольце с острым штырем, забитым в старые, малость подтрухлявевшие доски киоска. Батуала этот конец поддел ломиком, налег обеими руками и вмиг выковырял из дощатой стены. Стоявший тут же наготове Доцент подхватил засов и осторожненько опустил на землю. Все было проделано почти бесшумно. Сенька, как и полагалось по плану, стоял наготове с тремя свернутыми мешками из-под картошки, прихваченными из собственных подвалов.
Тем же ломиком Батуала поддел дверь над замком и, понатужившись, быстренько ее подломил. Они вошли внутрь, тщательно прикрыв за собой дверь. Доцент посветил фонариком, как учил Катай, не поднимая луч выше большого окна с прилавком. Удовлетворенно хмыкнул, увидев груду арбузов – их подвезли под вечер, к закрытию; и торговать собирались завтра. Пахло чуток подгнившими фруктами-овощами, стояла утешительная тишина. Оставшийся на атасе снаружи Сенька тревожного свиста не запускал.
Все заняло какие-то минуты: Доцент светил фонариком, а Батуала приглядывался к ножкам – у спелых арбузов они усохшие, скорченные, а то и вовсе отсутствуют. Для надежности постукивал ломиком, по звуку вычисляя спелые. В два мешка улеглись по три арбуза, в один – пять, парочка предназначалась Катаю. Те, что не подходили, они бесцеремонно отпихивали ногами, не заботясь, разобьются ягодки (арбуз, как известно, – тоже ягода) от такого обращения или нет. Открыли дверь, тихонько позвали Сеньку – и трое, прихватив по мешку, выскочили в полумрак. Быстренько загнали штырь на прежнее место – он вошел не до конца, но забивать его, как было, нет смысла, все равно взломанную дверь наспех не починишь, да и никому это не нужно, до утра не заметят, и ладненько…
Взвалив тяжелые мешки на спину, легким бегом нырнули в Дикий Лес. Прошли по нему метров двадцать, перешли дорогу и разошлись по дворам. Сделано чисто, как в лучших домах Лондо́на.
Поднявшись к себе на второй этаж, Доцент открыл дверь, зажег свет в прихожей. Отсюда видел, что в темной большой комнате кровать братишки пуста – шлялся где-то, из молодых да ранних. Моментально проснулся Пират, подскочил, вертя хвостом, с большим интересом обнюхал мешок и разочарованно ушел на место, не вынюхав ничего для себя вкусного.
Вот теперь все было в порядке, нагрянь сюда вся уголовка города. На арбузах не бывает этикеток с названием магазина, и не докажешь, откуда они произошли. С их зарплатами каждый мог завтра купить таких арбузов немерено, но так – гораздо интереснее. Вытащив один арбузик – как и остальные, килограммов на пять, – Доцент устроил его на столе в кухне, раскрыл нож и вырезал широкий ломоть во всю ягодку. Еще по хрусту, с каким входило лезвие, было ясно, что Батуала не подкачал. И точно, арбуз оказался краснющим, с хрупкой созревшей мякотью. Доцент с удовольствием откусил с края изрядный кусман, держа ломоть над тарелкой, чтобы не капать на пол соком.
Ага. Щелкнул замок, блудный брательник вернулся. Объявившись в кухне, Костик понятливо покивал:
– Что, на дороге валялись?
– А где ж еще, – сказал Митя, сплевывая в горсть скользкие черные семечки. – Лопай, всем хватит.
– Киоск подломили?
Митя ухмыльнулся:
– «Бриллиантовую руку» помнишь? Как говорил мой знакомый покойник: я слишком много знал… Ты-то где болтался? Нинку прижимал?
– Да нет, – сказал брательник с этаким горделивым выражением лица, откромсывая Митиным ножом себе ломоть. – Мы с Чингисханом и Флинтом неслабую подлянку мусору устроили.
Митя беззлобно проворчал:
– Кличек понабрали, как у больших… Да пожутчее: Чингисхан, Флинт и с некоторых пор – Ягуар… Торопитесь жить, молодежь… Ладно. Мусору устроить подлянку – святое дело, сто грехов простится… Рассказывай.
– Идем и смотрим: мусорок при полной форме девку в лес ведет. Ну, мы тишком за ними – по Дикому Лесу на ощупь пройдем, как Чингачгук Большой Змей. Мусорок совсем сопливый, лысопогонник
[31], явно только после армии. Ну, пообжимались они на полянке, потом он с нее плавки стягивает. Она ничего, не барахтется. Прислонил ее к дереву, думаем – ясно, собрался встояк жарить, только он штаны спустил, Флинт ему аккурат по жопе шариком из рогатки. Он как заорет от неожиданности! А девка ничего не поняла, не визгнула. Ну, мы ходу… Как подляна, Мить?
Подумав, Митя сказал наставительно, вполне серьезно:
